– Ну и что мы думаем о сегодняшнем заседании? – спрашивает Сэнди, протягивая руку к подносу с приправами. – Расти, попробуй подсоленную говядину с отварной кукурузой. Простое блюдо, но приготовлено на славу.
Утренние заседания нередко затягиваются, и Сэнди пропускает время ленча, хотя это не в его привычках. Цивилизованный человек должен есть в полдень, утверждает он.
Сегодня он пригласил меня позавтракать в его клубе на сорок шестом этаже «Башни Моргана», одного из самых высоких сооружений в округе. Отсюда хорошо видны изгиб реки и изломанный контур городских зданий. С телескопом можно, вероятно, разглядеть и мой дом в Ниринге.
Следовало бы ожидать, что мы сблизимся с Сэнди. Мне нравится этот человек, и мое уважение к его адвокатскому опыту растет с каждым днем. Но я бы не сказал, что мы стали друзьями. Может быть, потому, что я – его клиент, которого обвиняют ни много ни мало в убийстве. Впрочем, взгляд Алехандро Стерна на человеческую натуру достаточно широк, и я сомневаюсь, чтобы он проникся отвращением к человеку только потому, что он совершил какой-либо неблаговидный, даже ужасный поступок. Проблема, если таковая вообще существует, – это сам человек и наличие в нем сдерживающего начала. В профессиональной деятельности он очерчивает вокруг своей личности определенные границы, которые никому не дозволено переступать.
Сэнди женат тридцать лет. Его жену Клару я видел два раза. Трое их детей разъехались по разным городам. Дочь в будущем году закончит юридический факультет Колумбийского университета. Других близких людей у Сэнди мало, хотя он очень компанейский и к тому же превосходный рассказчик. Помню, много лет назад знакомый отца Барбары говорил, что Сэнди знает множество забавных еврейских анекдотов и с удовольствием рассказывает их на идише. Но, как и в делах, в частной жизни он держался на известном расстоянии от других. В сущности, я почти не знаю, что Сэнди думает, особенно обо мне.
– Могу сказать следующее, – отвечаю я, пробуя отварную кукурузу. – По-моему, все прошло замечательно. Допрос ты провел блестяще.
– Не преувеличивай, – Сэнди качает головой, но, как и любой хороший адвокат, он любит лесть.
Когда мы выходим из зала, нас окружает толпа репортеров, выражающих свое восхищение им.
– Если вдуматься, Реймонд сам себя топил. Я и не подозревал, что он такой тщеславный. Так или иначе, но бить в литавры преждевременно.
– Ты его просто в угол загнал.
– Похоже, что так, и он мне это припомнит.
– Тебя не удивило, что Ларрен явно прикрывал Реймонда?
– Ларрен никогда не скрывает своих симпатий. – Официант ставит нам очередные блюда. – Будем надеяться, что мы одолеем следующий «перевал». Я настроен не очень оптимистично. – Увидев мой удивленный взгляд, он продолжает: – В этом процессе – два решающих перекрестных допроса. Пока что проводится первый.
– И кто же будет во втором – Липранцер?
– Нет, – хмурится Сэнди. – Показания Липранцера скорее пойдут нам на пользу. Вторым решающим свидетелем будет доктор Кумачаи.
– Мясник?
– Он самый. Как-никак основные улики – вещественные доказательства, а они требуют научного подхода и объяснения. Поэтому Кумачаи – самая подходящая для Нико фигура. Наша задача – вскрыть недостатки в его показаниях, заставить присяжных усомниться в них.
– И как ты собираешься это сделать?
– Не задавай трудных вопросов. Надо подумать. Кумачаи – человек не из приятных. Он не вызовет расположения у присяжных. Этим мы и воспользуемся… Кстати, какую ошибку я чуть было не допустил, когда спросил, как вы с Хорганом познакомились?
– Тебе вряд ли понравилось бы, если бы суду стал известен неприятный факт, что борца за свободу Югославии в Америке посадили в тюрьму.
– Твоего отца посадили в тюрьму? Как это случилось? Его защищал Хорган?
– Нет, Стив Малкей. Хорган только сопровождал отца, когда того вызывали на предварительные допросы. Так мы и познакомились. Он отнесся ко мне по-доброму.
– Малкей был его партнером?
– Да, их было трое: Малкей, Литл и Хорган.
– Но Малкей давно умер.
– Я еще учился. Малкей был у нас преподавателем. Когда отец получил первую повестку, я здорово перетрусил. Боялся, как бы меня не исключили.