«С неописуемым удивлением я прочел, сударь, в вашем номере от сентября 1753 года, что мсье Лепот, часовщик Люксембургского дворца, сообщает, как о своем изобретении, о новом спуске для стенных и карманных часов, который он, по его словам, имел честь представить королю и Академии.
«Мне слишком важно в интересах истины и моей собственной репутации отстоять свое авторство на изобретение этого механизма, чтобы я мог промолчать по поводу подобной неточности.
«Действительно, 23 июля сего года, обрадованный своим открытием, я имел слабость вверить этот спуск мсье Лепоту, чтобы он мог установить его в стенных часах, заказанных ему мсье де Жюльеном, притом он заверил меня, что никто не сможет взглянуть внутрь этих часов, поскольку он снабжает их воздушным заводом, придуманным им, и ключ от часов будет только у него.
«Мог ли я помыслить, что мсье Лепот сочтет должным присвоить спуск, который, как это видно, я доверил ему под печатью секрета.
«Я отнюдь не желаю поразить публику, и в мое намерение не входит перетянуть её на мою сторону простым изложением событий; однако я настоятельно умоляю её не верить на слово мсье Лепоту, пока Академия не рассудит наш спор, решив, кто из нас двоих создатель нового спуска. Мсье Лепот, кажется, желает уклониться от разбирательства, заявив, что его спуск, которого я не видел, ничуть не похож на мой; однако, судя по анонсу, я прихожу к выводу, что принцип действия у него в точности тот же, и если лица, уполномоченные Академией выслушать нас, найдут, несмотря на это, какие-либо различия, оные будут объясняться лишь отдельными пороками конструкции, которые только помогут обнаружить плагиат.
«я не обнародую теперь моих доказательств, необходимо, чтобы они были представлены уполномоченным Академии в своей первозданной силе; поэтому, что бы ни говорил и ни писал против меня мсье Лепот, я буду хранить неколебимое молчание, пока Академия не просветится на этот счет и не произнесет свой приговор.
«Пусть здравомыслящая публика наберется терпения; я рассчитываю, что справедливость и покровительство, неизменно ею оказываемые искусствам, обеспечат мне эту милость. Осмелюсь льстить себя надеждой, сударь, что вы сочтете возможным опубликовать это письмо в вашем следующем выпуске…»
Ниже следует подпись, которую тоже любопытно привести целиком:
«Карон-сын, часовщик, улица Сен-Дени, подле церкви Святой Екатерины».
Обратите внимание, что именно публика призывается этим письмом сделаться высшим судьей, и публика поневоле становится им, даже ещё не пробудившись от глубокого сна, в который её неизбежно погружает бесправие, ещё даже не подозревая о том, что она, эта публика, в действительности и есть высший суд. Лепоту не оставляется возможности промолчать, поскольку по профессии он часовщик и его благосостояние хотя бы отчасти зависит опять же от мнения публики, то есть заказчика, а какой же благоразумный заказчик вверит свои деньги отпетому жулику, уличенному официальной газетой, тем более деньги немалые, каких в те времена стоят часы, и сам король впредь поостережется выступить в роли заказчика, пока Лепотом не будет смыто пятно обвинения в воровстве. Академии тоже нельзя сделать вид, что она в стороне, поскольку проныра Лепот состоит её членом и тень позора, упавшая на Лепота, падает также и на нее. Как видите, удар наносится не только с отчаянным мужеством, но и с неожиданным мастерством, наносится расчетливо, сильным умом и действительно в единственно слабое место. Академия принуждена образовать комиссию для разбирательства этого неприятного дела, Лепот принужден представить свои доказательства, тогда как не имеет никаких доказательств.
Разумеется, Академии, этой наиболее консервативной организации в сфере наук и искусств, не очень-то хочется выдавать головой одного из коллег, и какое-то время ей удается тянуть канитель, но в том-то и дело, что незримая, пусть и сонная публика ждет, и спустя три месяца после публикации в официальной газете Академия все-таки выносит свой приговор:
«Выслушав доклад гг. Камю и де Монтильи, уполномоченных расследовать спор, возникший между господами Кароном и Лепотом в связи со спуском, на изобретение которого оба они притязают, представленный на суд Академии господином графом де Сен Флорантеном, Академия пришла 15 февраля сего года к заключению, что истинным создателем нового часового спуска следует считать господина Карона, господин же Лепот лишь скопировал изобретение; что спуск для стенных часов, представленный в Академию 4 августа прошлого года господином Лепотом, – естественное развитие принципа часового спуска господина Карона…»
