– Так ты намерен во всеуслышание заявить…
– Обратила внимание, что у кровати Пейж стоит телефон, – усмехнулся Димитр. – Она еще в состоянии говорить с друзьями. – Его явно забавляла растерянность девушки. – Два-три звонка, и через пару дней все светское общество будет обсуждать радостную новость.
– Значит, этот спектакль будет вынесен на люди?
– Конечно, иначе не миновать провала. А нам нужен только успех.
– Конкретнее! – с вызовом поинтересовалась Линн, чувствуя, что пол под ней колышется. Несуразная затея грозила обернуться бедой – так падающий с горы снежный ком грозит вызвать лавину.
– Изволь. В газетах завтра появится официальное объявление о нашей помолвке.
– Ты забываешься! Ты самовлюбленный негодяй, мерзкий…
– Выбирай выражения! – перебил ее Димитр.
– Извини! – ехидно попросила Линн. – Понимаю, что никакое сопротивление не входило в твои планы. Ты вряд ли предполагал, что я решусь хоть слово сказать поперек.
– Пошли. Пора ужинать.
– Я не хочу есть. А уж с тобой – тем более.
– Однако ты поешь.
– Я не желаю играть роль еще и в ресторане. Крошки в рот не возьму.
– А по-моему, ты переигрываешь.
– Я не нуждаюсь в покровителе, Димитр!
– Странно, ты всегда была такой послушной девочкой! – с задумчивой улыбкой протянул он.
– Откуда тебе знать? – воскликнула Линн. – Ты так редко видел меня.
– Ты жалеешь об этом?
Свет из детства вдруг озарил девушку. Она расслабилась.
– У нас с тобой тринадцать лет разницы. Ты был уже взрослым, красивым и элегантным, жил в другом мире, отдаленном от меня на тысячи световых лет. К тому же голенастая сестрица-подросток могла подпортить твой таинственный образ в представлении друзей и поклонниц.
– И все же я время от времени сопровождал тебя на те мероприятия, которые то и дело подсовывали нам Янис и Пейж. Помнишь? – Голос у Димитра был мягким и вкрадчивым.
Линн вздохнула. Она помнила каждую минуту, проведенную с ним. Но детство давно прошло. Теперь с его стороны это был искусный ход, который задел Линн. Да он просто манипулирует ею!
– Ты в этом ресторане завсегдатай? – холодно спросила она и сделала отчаянный шаг: – А если там Шанна?
– Мы взрослые люди, – поморщился Димитр.
– Этот… фарс, – натянуто сказала Линн, – разыгрывается исключительно ради Пейж. Если ты посмеешь где-нибудь кроме больницы играть роль счастливого жениха…
– Бессмысленно ограничивать себя рамками клиники. Завтра все газеты затрубят о нас, – прервал он ее.
– Я никогда не прощу тебе этого, – глухо молвила девушка.
– Возможно, однако наше появление на публике вдвоем неизбежно, – отозвался ее спутник. – Не станешь же ты объяснять Пейж все подробности? А другие решат, что нам не терпится сбежать от людских глаз и остаться наедине.
Линн едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину. Судорожно дергая дверцу машины, она процедила:
– Ты всегда пользуешься запрещенными приемами, когда идешь к цели?
Ответа она ждать не стала. Выскочив из машины, Линн зашагала к дверям ресторана, надеясь, что опередит его, что он догонит ее только внутри. Напрасно! Через мгновение Димитр был рядом.
Линн несколько раз бывала в этом ресторане, они с Пейж любили обедать вместе. Впрочем, его ценили и гурманы, и светская публика. Интерьер здесь был по-настоящему элегантен, персонал безукоризненно вышколен.
Метрдотель встретил их радушной улыбкой и проводил к столику в глубине зала. Ресторан был спланирован так, что каждая пара оказывалась в уединении. Линн обратила внимание, что Костакидас здесь особо уважаемый и желанный клиент.
Им принесли французское шампанское. Девушка удивилась, но Димитр остановил ее, когда кельнер наполнял бокалы.
Притушенный свет, тишина, аромат живых цветов в вазе создавали интимную обстановку, но Линн было не по себе. Ей казалось, что она в центре внимания. Бриллиант в золотой оправе вызывающе блестел сотнями своих граней. Сияние это было таким ослепительным, что девушка опустила руку на колени.
Время для нее тянулось медленно. Суп, креветки, салат, горячее, от которого Линн отказалась, сыр-ассорти, десерт… Кельнеры раздражающе неторопливо меняли блюда – так ей казалось. На самом деле упрекнуть их было не в чем. Едва дождавшись наконец кофе, Линн изнывала от желания покинуть эти стены. Она была раздражена, подавлена, а главное, измучена долгим притворством. Врожденная вежливость и воспитание не позволяли ей браниться или устроить сцену, а как хотелось!
