Идейные
столкновения
того времени
нашли свое
отражение на
страницах романа
«Вор». Поэтому,
исходя из
своих теоретических
позиций,
представители
разных литературных
группировок
по-разному
рассматривали
роман «Вор» в
контексте
задач
литературы
на текущий
момент и дали
сдержанную
либо негативную
оценку
произведению
молодого Леонова.
Впрочем, «Вор»
был высоко
отмечен рапповской
критикой – на
него
опирался
лозунг
«живого
человека».
Высоко
оценила
роман и
зарубежная
критика. «Нет
ничего в
романе Леонова,
что мешало бы
его назвать
просто русской
книгой», –
писал о «Воре»
Г. Адамович.
И эта
оценка как
нельзя лучше
характеризует
масштаб
художественной
задачи,
которую
сумел решить
молодой
писатель в
своем первом
крупном
философском
произведении.
Действительно
«Вор» – «русская
книга», в
которой
через
пятьдесят
лет после
Достоевского,
но уже на
реалии
советского
общества спроецирован
важнейший
вопрос о
нравственной
оценке своих
поступков
конкретным
человеком
вне
зависимости
от идейной
или идеологической
догмы.
Сейчас,
когда,
казалось бы в
русской
литературе
советского
периода
заполнены
все белые
пятна и
известна
драматическая
подоплека
появления на
свет многих
произведений
писателей,
составивших
гордость
отечественной
литературы,
поражает
смелость и
проницательность
молодого Л.
Леонова,
сумевшего
противопоставить
«массовому
сознанию» сознание
«личности»,
будь то
Векшин, Пчхов
или Фирсов,
каждый
по-своему
отстаивавший
право
человека на
собственную
оценку происходящего
вокруг них.
Однако на
рубеже 20–30 – г.г.,
когда страна
встала на
рельсы
индустриализации
и построения
социализма,
душевные
метания
«живого
человека»,
главного героя
«Вора»,
«проклятые»
вопросы,
которыми задавались
многие
персонажи
романа,
представлялись
уже как
реакционные
идеологической
линии
победившего
класса. И то,
что А. В. Луначарский
в известной
работе
обозначив такое
явление, как
«есенинщина»,
осудил образ Митьки
Векшина –
симптоматично.
Даже В. Ермилов,
поднимавший
Леонова на
щит, писал о
«Воре»:
«…опасность
перейти
грань,
отделяющую область
искусства от
области
психопатологии,
реально
вырисовывается
перед
Леоновым, в
некоторых
местах он
почти
переходит эту
грань, –
обнаруживая
свою
незрелость,
сладость по
сравнению с
Достоевским,
чутье которого
всегда
удерживало
его в
границах художественно
допустимого…»
«Вор»
вызвал
резкие
возражения и
в
писательской
среде. «Такие
произведения,
как,
например,
«Вор» Леонова,
я считаю
никчемными и
по замыслу, и
по исполнению.
Тут ничего
нет, кроме
шпаргалки…
Фрейшиц,
разыгранный
руками юных
учениц», –
писал о романе
Ф. Гладков.
С
расстояния
десятилетий,
отделяющих
нас от того
времени,
остается
лишь
посочувствовать
начинающему
автору,
попавшему
под
перекрестную
критику
ангажированных
литераторов,
так, в
сущности, и
не
разобравшихся
в глубине замысла
произведения,
литераторов,
чьей задачей
явилось, в
первую
очередь,
выявление
ремесленного
мастерства
автора,
«политической»
целесообразности
произведения,
в ущерб идеалам,
заявленным
молодым
Леоновым. В
сущности,
любой форме
власти,
религиозной,
литературной,
политической
– во времена
Достоевского
все же менее
деспотичной,
чем во время
написания
Леоновым
своего
романа, –
противопоставлялась
нравственная
свобода духа.
Л. Леонов
дистанцировался
от резких
высказываний
критики в
адрес своих
первых произведений,
а зачастую
недвусмысленно
заявлял о
приоритетах
своего
творчества:
«Люблю Ф. М.
Достоевского
со всеми
вытекающими
из сего последствиями».
Однако в
советской
стране, во
времена
нетерпимости
и всеобщей
подозрительности,
когда одной
статьи в
печати было
достаточно,
чтобы
перечеркнуть
не только литературную
карьеру, но и
человеческую
жизнь,
художнику,
обладающему
яркой
творческой
индивидуальностью,
надо было
быть крайне
осторожным в
выражении
своих
художественных
взглядов.
Произведения
Л. Леонова 30-х
годов по
тематике
отвечают
запросам
современной
ему
литературы.
Его имя
постоянно «на
слуху» в
литературной
критике. Но в
Леонове словно
бы
действительно
«сидит
какой-то
интеллигентский
анархист».