Я начала с тела, находящегося в самом конце справа от меня, не утруждая себя раскрывать их лица или искать по биркам на ногах. Вместо этого я решила прочитать более подробную информацию на ярлыках, прикрепленных к саванам[16].
Первое тело принадлежало женщине шестидесяти восьми лет. Второе — было мужским, парня двадцати трех лет. Все так и продолжалось: на каждом ярлыке была написана единственная вещь, которая меня не интересовала — имя. Я не увидела ничего похожего на большую красную метку со штампом «Неопознан». Казалось, вся моя экскурсия окажется бесполезной.
Я провела рукой по лицу, растирая уставшие мышцы и обдумывая свой следующий шаг. Куда он мог подеваться? Маловероятно, что судмедэксперт[17] пришел бы ночью на вскрытие, ведь это могло подождать до утра. И даже если они установили личность трупа, то не могли передать тело родным, пока с ним не закончит полиция.
Он должен быть где-то здесь. Но так как я уже дважды проверила, то вынуждена была признать тот факт, что он исчез.
Я могла бы подняться наверх и к великой радости моих коллег показать им, что я слабачка. Я упустила бы возможность противостоять своему страху, но жизнь продолжается. Как всегда. С той же решимостью, которая привела меня сюда, я, не оглядываясь, покинула холодильник. Кто-то отпустил бы в мой адрес едкое замечание или даже пожалел, независимо от того, что я сделала. Но у меня не было достаточного опыта противостояния критике, чтобы одержать верх в споре с очернителями моего имени просто так. Я должна была вооружиться тем фактом, что пережила просмотр того, что осталось от Джона Доу.
Моя рука сжимала дверную ручку, когда я снова остановилась. Краем глаза я увидела накрытую простыней фигуру, лежащую на секционном столе.
Под всей своей напускной храбростью я почувствовала некоторое облегчение, обнаружив пропавшее тело Джона Доу. Посмотреть или нет? Проще всего — не видеть тело. Неприятное чувство охватило меня, когда моим первоначальным рефлексом стало желание убежать. Я не сомневалась в том, что Джон Доу лежал под простыней на этом секционном столе.
«Если ты уйдешь сейчас, то всегда будешь мучаться», — тоненький голосок зазвучал в глубине моего сознания. На долю секунды показалось, что снедающий меня страх победит. Я бы просто вышла из морга и забыла весь произошедший инцидент.
Но слова моего отца и столь оскорбительная оценка доктора Фуллера о моих способностях всплыли у меня в мозгу. Я не хотела быть неудачницей, которой была в глазах моего отца. Неудачницей, которой стала для доктора Фуллера. Это послужило толчком, и я направилась к столу.
Я не была трусихой. И прежде чем смогла передумать — сдернула с трупа простыню.
Все происходило в замедленном движении, кадр за кадром. В тот самый момент, когда я потянула покрывающую его ткань, увидела яркую цветную подошву спортивной обуви, выглядывающей из-под простыни. Но сосредотачиваться на этом не было времени, потому что, срывая саван, я открыла одежду медперсонала и лицо санитара морга, застывшее от ужаса.
Я не закричала. То ли от шока, то ли от того, что это было бессмысленно. Здесь должен был быть Джон Доу, а не этот молодой парень.
Представшее перед моими глазами зрелище ошеломило меня.
Его шея, очевидно, была сломана. Плоть горла была разорвана так, как она выглядела бы после нападения собаки. Из-за огромной потери крови его темная кожа стала серого цвета, хотя сам стол и большая часть его одежды были чистыми. Глаза были открыты. Но одно глазное отверстие было пустым.
Я увидела телефон, стоящий на стойке из блестящей стали, но казалось, что пробежала целую милю, прежде чем добралась до него. Мои руки так дрожали, что я едва смогла набрать номер голубого кода [18]. Но не ощутила внушающее надежду спокойствие, когда повесила трубку. Я все еще оставалась в затруднительном положении, запертая один на один с этим ночным кошмаром. Поэтому снова взялась за телефон.
Я набирала номер службы охраны, когда что-то коснулось моего плеча. Прикосновение было легким, едва заметным, но каким-то необъяснимым образом я внезапно оказалась на спине.
