Он с тоской оглядел помещение.
– И что же мне делать? – спросил Николай. До боли в сердце хотелось пожалеть себя, бедного и несчастного, несправедливо лишенного свободы, но с холодной отчетливостью понял вдруг бывший предприниматель – не поможет.
– Жить, – пожал плечами Септимус. – Время от времени будешь общаться с другими узниками. Если захочешь – придумай себе занятие. Я вот пишу историю собственного мира…
Старик махнул рукой в сторону стола, заваленного свитками.
– Я понял, – убито пробормотал Николай, – пойду, пожалуй.
– Иди, – вздохнул Септимус, – если будет на то ее воля, то еще увидимся!
– Увидимся, – кивнул Николай и шагнул в полумрак прохода.
* * *
Когда Николай проснулся на следующее «утро», то в стене, напротив кровати, зияло овальное отверстие, в котором была видна знакомая белесая пленка. Узника приглашали в гости, но уже не к Септимусу. Книжный шкаф за время сна вырос чуть не вдвое. Из его чрева заманчиво поблескивали золоченые переплеты незнакомых книг.
Вздохнув, Николай сбросил одеяло и принялся одеваться.
Он был в тюрьме. Предстояло учиться жить заново.
