"Соедините 20 или 30 Гёте, Кантов, Гельмгольцев, Ньютонов еtс., — писал он, — и дайте им на обсуждение практические, современные вопросы; их споры будут, пожалуй, отличны от тех споров, которые ведутся на первых попавшихся собраниях (хотя я не утверждаю даже и этого), но что касается результатов этих споров, то я уверен, что они не будут отличаться от результатов, даваемых всяким другим собранием. Почему же? Потому, что каждое из 20 или 30 выбранных лиц, кроме личной оригинальности, отличающей его от других, обладает и наследственными, видовыми признаками, не отличающими его не только от его соседа по собранию, но даже и от всех снующих по улице прохожих. Можно сказать, что все люди в нормальном состоянии обладают известными признаками, являющимися общими для всех, равными, положим, х, это количество увеличивается в вышеозначенных индивидах на другую величину, различную у различных индивидов, которая поэтому должна быть для каждого из них названа иначе, например, а, b, с, d и пр. Предположив это, мы получим, что в собрании из 20 человек, хотя бы самых высоких гениев, будет 20х и только 1 а, 1 b, 1 с и т. д. Ясно, что 20 х неизбежно победят отдельные а, b, с, т. е., что человеческая сущность победит личную индивидуальность, и что колпак рабочего совершенно покроет собою шляпу медика и философа".[3]
На основании этих слов, которые, по моему мнению, представляют скорее очевидную аксиому, чем опытное доказательство, легко понять, почему не только суд присяжных и комиссий, но и политические собрания приводят в исполнение акты, самым резким образом противоречащие взглядам и тенденциям составляющих это собрание членов. Чтобы убедиться в этом, достаточно в приведённом Нордау примере вместо 20 подставить 100 или 200. Общественный здравый смысл наконец сделал то же наблюдение, взятое нами у немецкого философа. Древняя поговорка гласила: Senatores boni viri, senatus autem mala bestia (Сенаторы — почтенные мужи, сенат же — плохая скотина). И в наше время народ повторяет и подтверждает это наблюдение, говоря относительно известных социальных групп, что лица, их составляющие, — честные люди, если их рассматривать поодиночке, взятые же вместе — плуты.
Если мы от этих собраний, в которых по меньшей мере замечается известный подбор индивидов, перейдём к собраниям другого рода, образованным случайно, каковы: слушатели, присутствующие на какой-либо лекции, зрители в театре, народ в тех неожиданных скопищах, которые образуются на площадях, публичных местах и т. п., то мы увидим, что явление, нас занимающее, проявляется в более резком виде и здесь. Эти собрания людей уже вовсе не воспроизводят психологических черт тех индивидов, из которых состоят; это известно всякому и доказывать это бесполезно.
Не может быть таким образом и сомнения в том, что очень часто, вопреки логике, результат, данный совокупностью нескольких людей, не равен тому, который должен бы получиться от сложения способностей всех собравшихся лиц. Другими словами, не может быть сомнения в том, что очень часто принцип Спенсера оказывается весьма несостоятельным, — принцип, гласящий, что характер агрегата определяется характером единиц, его составляющих. Ферри предчувствовал эту истину, говоря:
«Совокупность нескольких способных людей не всегда служит гарантией их общей способности: собрание здравомыслящих людей может быть лишённым единодушия, как в химии от соединения двух газов может получиться жидкость».
Вот почему он заметил, что между психологией, изучающей индивида, и социологией, имеющей целью целое общество, есть место для особой части науки, которую можно назвать коллективной психологией. Эта последняя должна заниматься исключительно такими совокупностями индивидов, каковы например суд присяжных, собрания, съезды, театры и пр., которые не подчиняются ни законам индивидуальной психологии, ни социологическим законам.
Интересно однако знать — независимо от того, что выяснил Нордау — почему эти собрания людей дают результат, подрывающий аксиому Спенсера? Причин этому много, так как вообще причины всякого явления всегда многочисленны; но в данном случае их можно свести к двум главным, именно: собрания эти
