— Пожалуй, это правда, — согласилась я.
— Не много можно сделать, если ездишь по округе за рулем этой твоей большой синей «вольво»? — спросил он.
— Не много. Что ты от меня хочешь, Эл? Признания, что играю в частного сыщика, устав от ежедневного ярма материнства?
— А ты устала? — спросил он.
Я это обдумала.
— Возможно. А в этом есть что-то плохое?
Эл посмотрел на меня и процедил:
— Откуда я знаю? Я тебе что, доктор Лаура?[7]
Мне пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить Эла, что я не ввяжусь ни в какое опасное предприятие. Потом я смогла собрать свои вещи и уйти. Я ехала домой, странно обрадованная и возбужденная своим открытием. Войдя в дом, я обнаружила Питера и Руби, ушедших с головой в художественный проект, который включал в себя разбрызгивание пурпурного блеска по кухонному полу. Я собралась отругать обоих за устроенный бардак, но тут Руби протянула мне лист бумаги, покрытый блестками и разрисованный восковыми мелками.
— Посмотли, мама, Тут написано: «Я люблю тебя, мама, ты самая класивая».
У меня на глазах выступили слезы, и мы с Питером широко улыбнулись друг другу поверх головы Руби. Иногда это так внезапно накатывает. Кто этот удивительный человечек, носящийся по нашему дому, и что именно мы сделали, чтобы заслужить ее? Как я вообще могла думать о том, чтобы оставить это восхитительное создание и вернуться на работу?
В тот вечер мы с Питером и Руби отправились пообедать в итальянский ресторан «У Джованни», где бывали регулярно. Как обычно, сам Джованни поздоровался с нами, сгреб Руби в охапку и отнес на кухню, где ее могли приласкать и побаловать его брат, шеф-повар, и мать, милая пожилая женщина в длинном черном платье, чья работа, по всей видимости, состояла в том, чтобы критиковать своих сыновей и кормить мою дочь кусочками каноли.[8] Мы с Питером сели за наш обычный столик в углу рядом с кухней и заказали бутылку минеральной воды. Джованни узнал, что я беременна, раньше моей собственной матери. Он вычислил это в тот вечер, когда мы отказались от нашей обычной бутылки «Пино Нуар» и попросили взамен бутылку итальянской газированной воды.
— Я закажу пасту с соусом из моллюсков, — сказал Питер.
— Именно это я хотела. Закажи что-нибудь еще.
— Знаешь, Джулиет, мы оба можем заказать одно и то же. От этого не умирают.
— Нет уж, не приведи Господь. Вот в чем разница между вами, белыми англосаксами, и остальным миром. Если два человека обедают вместе, они не могут заказать одно и то же. В чем смысл дележки, если мы закажем одинаковое?
— А что, если я не хочу делиться?
— Тогда тебе надо было жениться на Маффи Фитцпатрик из теннисного клуба, а не на Джулиет Эпплбаум из магазина деликатесов.
Я мило улыбнулась мужу и потянулась за кусочком хлеба, который он положил на свою тарелку в качестве иллюстрации.
— Закажи моллюсков. Я закажу «Араббиату». И мы поделимся.
Питер улыбнулся и отобрал свой хлеб назад.
— Ну, Джулиет, что мы будем делать с детским садом?
В следовательском угаре я совершенно забыла, что именно вовлекло меня в историю с Хетэвей.
— Господи. Я не знаю. Мы даже не прошли собеседование в «Кругу детей» или «Первом пресвитерианине». Может, просто забудем об этом? Разве детям обязательно ходить в садик? Погоди, у меня гениальная идея! Мы станем учить ее дома!
— Отлично. Я так и вижу, как ты это делаешь. Так и вижу, как ты разрабатываешь аккуратные планы занятий с разноцветными графиками и наклейками, одновременно делая домашнее папье-маше и склеивая диораму, иллюстрирующую жизнь ранних колонистов. И все это с младенцем на груди. Как на тебя похоже, Джулиет.
Я пронзила супруга взглядом.
— Ладно, может, я не самая терпеливая мать на свете, и, возможно, я никогда не рисовала пальцами, не играла с глиной для лепки, не делала модель Эйфелевой башни из палочек от эскимо, но неужели ты думаешь, что я не смогу годик с этим справляться?
Он зло посмотрел на меня.
— Как прошел обед с Марлой? — спросил он, меняя тему.
— Нормально. В контору снова ищут сотрудников.
Питер поднял брови.
— Нет, нет. Я и не думаю возвращаться. Я на восьмом месяце, как я могу вернуться?
