Пообедали, потом купались; подъезжали несколько раз к пляжу, наблюдая за порядком. Но вот, наконец, истекло время дежурства. Рашид подвез Ирину к раздевалкам, а затем направил лодку к причалу, договорившись встретиться с ней у центрального входа в парк.
Рашид торопился, он боялся, что вот-вот появится Капитоныч и призовет жаждущего свободы спасателя на «лекцию». Генки, весело перемигиваясь между собой, грозились позвать старого моряка, моторка которого глухо стрекотала где-то на противоположном конце озера. Семеро остальных спасателей еще не вернулись: все они были бедовыми парнишками и пока еще не избавились от детской влюбленности в воду и от чрезмерных купаний, результатом которых были посиневшая гусиная кожа и судорожное клоцанье зубами.
Достойно отбившись от зубоскальствующих Генок (предлагавших спеть необыкновенную любовную песню в честь очаровательной синьориты), Рашид покинул причал. «Будь, что будет», — решил он, представив, как станет гневаться Капитоныч, не досчитавшись одного из слушателей.
Ирина появилась минут через десять после того, как Рашид отсчитал более тысячи шагов, отмеривая их туда и обратно у ворот. Он до боли вытягивал шею, стремясь разглядеть девушку в густом косяке отдыхающих, заполнившем центральную аллею парка.
Когда она подходила, у Рашида захватило дух от восхищения. В простеньком, но изящно сшитом лиловом платье, в белых туфельках на «гвоздиках», с густой копной золотых волос, Ирина была само очарование. Она, как магнит, притягивала взоры многих мужчин, проходивших мимо. И она призывно отвечала на их взгляды.
Нельзя сказать, что это прошло мимо внимания Рашида. На секунду в сердце парня вспыхнула ревность, он насупил брови. Но глаза Ирины, полные огня, враз растопили образовавшуюся льдину. Они шагнули навстречу друг другу, Ирина шепнула нежно, доверительно:
— Хочу в кино.
Кинокартину смотрели вполглаза. Рашид то и дело пожимал пальцы Ирины, она отвечала горячо и страстно. Ее глаза часто отрывались от экрана и, пытливые, жаркие, останавливались на лице юноши. Рашид не видел ничего, кроме этих чудесных бархатных глаз.
До дому Ирины надо было проехать остановки четыре на трамвае. Но они, не сговариваясь, пошли пешком. Ярко освещенные улицы усиливали черноту звездного неба, бурлящий шум толпы не мешал им, он попросту не доходил до их сознания. Они чувствовали себя так, словно были одни в этом большом южном городе, словно им одним принадлежали ароматы ночи, принесшей с собой мягкую прохладу на смену жаркому дню.
Давно миновали центральную улицу, свернули в чинаровую аллею, из нее вышли в переулок. Тихий и темный. Впереди горел фонарь на столбе, свет его почти не пробивался сквозь густую листву узловатых, кряжистых карагачей. Рашиду не был знаком этот переулок. «Им. Папанина»: табличку он успел разглядеть на углу, когда повернули из аллеи. Но район этот он знал: всюду частные дома, глухие заборы, над которыми нависают ветви фруктовых деревьев, а виноградные лозы цепляются за крыши домов.
Остановились около калитки, прорезанной в левой створке высоких дощатых ворот. Ирина из кармашка достала ключ, открыла калитку. Рашид обреченным взглядом следил за ней. Еще несколько секунд, и девушка распрощается с ним. Он подумал: «Сейчас надо обнять и поцеловать ее... Тогда не уйдет, останется! Ведь еще не поздно».
Она толкнула калитку, обернулась к Рашиду, сказала негромко и очень спокойно:
— Зайди, посмотришь, как я живу.
После кино, они сами, не заметив, как это случилось, перешли на «ты». Рашид вздрогнул от неожиданности, волнующая радость подступила к сердцу. Он прижал Ирину к себе, легонько потянув за плечи. Она чуть подалась назад, повернула голову и быстро, словно дыхание ветерка, коснулась губами щеки Рашида:
— Пойдем.
Двор заполонила буйная зелень. Асфальтовая тропинка, ведущая к дому, не была видна, но Ирина шла уверенно, крепко держа Рашида за руку.
Поднялись на ярко освещенную веранду. В углу стоял легкий стол с двумя плетеными стульями, на столе глиняный расписной кувшин, в котором алело несколько тяжелых, сильно благоухающих роз.
