– Как ты думаешь, – спросила она, – мы не могли бы войти в одну из гаваней Аррана? Я знаю, что есть гавань в Бродике, это прямо против нас.
– Нам лучше держаться оттуда как можно дальше, – ответил я. – Если подойдем к берегу, наверняка разобьемся. А крушение здесь ничем не лучше, чем крушение в открытом море.
– Куда мы идем?! – закричала она.
– Туда, куда несет ветер, – ответил я, – это единственный шанс. Не плачь, Моди, мы просто вернемся, как только закончится шторм.
Я попытался утешить их, потому что обе плакали, да я, признаться, и сам едва сдерживал всхлипывания, потому что очень уж я был мал для такой переделки.
Когда на нас обрушился шторм, сделалось так темно, что мы едва могли видеть остров впереди и темную линию побережья Бьюта. Мы летели сквозь воду на колоссальной скорости, скользя по огромным шипящим волнам, а ветер завывал и взвизгивал в нашем такелаже, будто весь воздух переполнился демонами, преследующими нас, чтобы уничтожить. Девушки съежились, дрожа от ужаса, на дне, а я старался утешать их, как только мог, и держать судно по ветру. Чем ближе становилась ночь и чем больше мы удалялись от берега, тем сильнее становился ветер. Огромные темные волны вздымались высоко над верхушкой нашей мачты, так что, оказавшись в ущелье моря, мы не видели ничего, кроме мрачных жидких стен впереди и позади. Потом мы взлетали по черному склону, пока не увидим с вершины пугающую панораму яростных вод вокруг, а затем спускались вниз, вниз в долину на другой стороне. Только предельная легкость и плавучесть нашего суденышка спасала его от немедленного разрушения. Десяток раз гигантские валы нависали над нашими головами, словно собираясь сокрушить нас, но каждый раз храброе суденышко торжествующе поднималось над ними, отряхиваясь после каждого столкновения с водами, как морская птица отряхивает перья.
Никогда я не забуду ужасов этой ночи! Когда на нас опустилась темнота, вблизи замаячил силуэт огромной скалы, и мы поняли, что проходим Элайза Крэйг. В каком-то смысле хорошо было знать, что он остался позади, потому что теперь не осталось земли, которой нужно было бы бояться – только огромная ширь Ирландского моря. В короткие промежутки, когда поднималась туманная завеса, мы видели мерцающие позади нас огни шотландских маяков. Волны ужасали днем, но теперь стали еще хуже. Легче было видеть их вздымающимися над нами, чем слышать, как они шипят и свистят над головой, и не различать ничего, кроме случайного отсвета пенной линии. Один и только один раз луна выпуталась из плотных торопливых туч, затмивших ее лик. Тогда перед нами явилась было огромная ширь пенных мечущихся вод, но темный поток проносился по небу – и серебристый свет быстро угас, и снова воцарилась мгла.
Что за долгая и утомительная ночь! Замерзшие, голодные и дрожащие от ужаса, мы трое прижались друг к другу, вглядываясь во мрак и молясь так, как никогда не молились раньше. Все эти долгие часы мы по-прежнему неслись сквозь воды – неслись на юго-запад, потому что ветер был теперь северо-восточный. Когда забрезжил день, серый и хмурый, мы увидели изрезанное побережье Ирландии, обрамляющее весь западный горизонт. И вот теперь, при первом смутном свете зари, с нами случилось огромное несчастье. Было ли это результатом долгого напряжения, или особенно яростный порыв ветра рванул парус, мы так и не узнали, но вдруг раздался резкий треск, звук разрыва, а в следующее мгновение мачта уже волочилась сбоку, а паруса и такелаж хлопали по поверхности воды. Раз наше движение прекратилось, в тот же миг огромная волна опрокинулась на судно и почти потопила нас. К счастью, удар был так силен, что накренил корпус, и яхта всплыла носом вперед. Я отчаянно вычерпывал воду шляпой, потому что лодка наполовину наполнилась и я знал: еще немного – и она потонет, но сколько я ни вычерпывал, столько же, и даже больше, захлестывало внутрь. Именно в этот момент, когда казалось, что все уже кончено, я услышал, как радостно вскрикнула моя сестра, и, подняв взгляд, увидел большой паровой катер, продвигающийся к нам сквозь шторм. Тогда слезы, которые я так долго сдерживал, пришли ко мне на выручку, и от радости, которая охватила нас, когда мы поняли, что спасены, я раскис окончательно.
