Сказав это, конильский монах встал и повел гостя в просторный сарай, где сотни сироток в синей одежде упаковывали бутылки, заколачивали ящики, наклеивали ярлыки. Там стоял оглушительный шум от стука молотков и доносящегося снаружи гуденья рельсов под товарными вагонами.
— Это — экспедиция,— объяснил Корнемюз.— Я добился у правительства прокладки железнодорожного пути через лес, с особой станцией у самых моих ворот. Ежедневно отправляю по три вагона с моей продукцией. Вы видите, республика не совсем истребила веру!
Агарик в последний раз попытался втянуть мудрого винокура в свое предприятие. Он стал убеждать его, что успех обеспечен — быстрый, полный, блистательный!
— И вы не хотите этому способствовать? — добавил он.— Не хотите вернуть своего короля из изгнания?
— Изгнание не тяжко для людей благонамеренных,— отвечал конильский монах.— Послушайте меня, дражайший брат Агарик,— отложите исполнение вашего замысла. А насчет себя я не питаю никаких иллюзий. Я знаю, что меня ждет. Примкну я к вам или не примкну, но, если вы проиграете, мне придется расплачиваться вместе с вами.
Отец Агарик простился со своим другом и довольный вернулся к себе в школу. «Не имея возможности помешать заговору,— думал он,— Корнемюз будет заинтересован в его успехе и даст нам денег». Агарик не ошибался. Действительно, священники и монахи были так солидарны меж собой, что в действия хотя бы одного из них волей-неволей вовлекались и все остальные. В этом было и преимущество и недостаток их положения.
Агарик решил незамедлительно посетить принца Крюшо, который удостаивал его своей близостью. В сумерки он вышел из школы с заднего крыльца, переодевшись скотопромышленником, и сел на пароход «Святой Маэль».
Утром он приплыл в Дельфинию. Здесь-то, в этой гостеприимной стране, в замке Читтерлингс >{246}, и вкушал Крюшо горький хлеб изгнания.
Агарик встретил его на дороге: принц в обществе двух девиц мчался на автомобиле со скоростью ста тридцати километров. Монах замахал ему красным зонтиком, и принц остановил машину.
— Это вы, Агарик? Влезайте, влезайте! Нас, правда, уже трое, но можно потесниться. Посадите одну из этих девиц себе на колени.
Благочестивый Агарик сел в автомобиль.
— Что нового, почтенный отец? — спросил молодой принц.
— Весьма важные новости! Но можно ли говорить здесь?
— Вполне. От этих двух девиц у меня нет никаких тайн.
— Ваше высочество, Пингвиния призывает вас. Не останьтесь глухи к ее призыву.
Агарик обрисовал состояние умов и изложил план грандиозного заговора.
— По первому моему слову ваши сторонники поднимутся все, как один. С крестом в руке и подоткнув одеяния, преданные вам благочестивые иноки поведут вооруженную толпу на дворец Формоза. Мы внесем смятение и смерть в ряды ваших противников. Единственной награды попросим мы, ваше высочество, за все наши труды — не дать им пропасть даром. Умоляем взойти на престол, когда мы его добудем для вас.
Принц ответил просто:
— Я въеду в Альку на зеленом коне.
Агарик оценил этот мужественный ответ. Невзирая на то, что на коленях у монаха, вопреки его привычкам, сидела девица, он в порыве высокого вдохновения стал заклинать молодого принца быть верным своему королевскому долгу.
— Ваше высочество,— воскликнул он со слезами на глазах,— настанет день, когда вы вспомните, что были избавлены от изгнания, возвращены народу, восстановлены на престоле предков рукою ваших монахов, увенчавших вас священным гребнем Дракона. Да сравняется в славе король Крюшо с предком своим Драко Великим!
Растроганный молодой принц рванулся к восстановителю его власти, чтобы обнять его, но еле до него дотянулся через пышные телеса двух девиц,— такая была теснота в этом историческом автомобиле.
— Почтенный отец мой,— сказал он,— я хотел бы, чтобы вся Пингвиния была свидетельницей наших объятий.
— Это было бы для нее утешительным зрелищем,— сказал Агарик.
Тем временем автомобиль ураганом проносился по деревенькам и городкам и своими ненасытными шинами давил кур, гусей, индюшек, уток, цесарок, кошек, собак, поросят, ребятишек, крестьян и крестьянок.
