— Чжан, — зычным голосом позвал старший инспектор, — идемте-ка с нами! Да-да, вот сюда. Прекрасно. Садитесь. Я говорю, сядьте. Вот так. А теперь скажите-ка, Чжан, в котором часу вы вчера легли спать?
— Мудрец знает только время для глубокого раздумья.
— Я не об этом! Прошу отвечать на вопрос.
— После ужина убирать со стола вместе с Бетти, потом относить тарелки и приборы в кухни. Потом спать.
Тут в разговор вступил сэр Айвори:
— Вы слышали, о чем говорил господин Брайан после пудинга?
Чжан, сильно смутившись, улыбнулся.
— Вэнь Чжан слышать, но не слушать.
— Тогда я напомню: господин Брайан объявил о своей помолвке с мисс Ли.
— Вэнь Чжан слышал.
— Потом он объявил, что собирается переезжать в Гринвич.
— Вэнь Чжан знает Гринвич. Обсерватория и парк, очень большой и очень красивый.
— А еще, как он сказал, кое-кто из друзей его предал.
— Это не слушал.
— Довольно! — воскликнул Форбс. — Вам бы следовало нам помогать. Иначе, вы уже слышали, я отправлю вас в Скотланд-Ярд.
— Господин Вэнь Чжан, — примирительным тоном продолжал сэр Айвори, — мне вот что хотелось бы знать: вы обычно приносили господину Брайану что-нибудь из напитков, перед тем как он ложился спать?
— Напитки? Какие напитки?
— Любые. Настои из трав, например.
— Брайан никогда не просил ничего такого.
— И вчера вечером тоже?
— Вэнь Чжан сказал — никогда. Луна портит напиток.
— А где в доме хранится аптечка?
— Там, где лекарства. В ванной комнате мадам Уоллес. И в ванной комнате Брайана.
— Брайан имел обыкновение пить какие-нибудь лекарства перед сном?
— У Брайана болеть желудок. Жечь. От воздуха, который раздувать. Брайан пил таблетки от жечь и от воздуха, который раздувать. Очень ему помогать.
Сэр Айвори воскликнул:
— Ну, конечно! Если Брайан привык сидеть перед сном, значит, у него была аэрофагия!
— Чжан! С кем это вы там разговариваете?
Женщина, только что появившаяся в кухнях, казалась огромной в тяжелом красном пеньюаре, который она носила с достоинством священника, облаченного в ризу. На ее худом желтоватом лице выделялись черные глаза — они смотрели решительно и властно.
— А вы, господа, кто такие?
Это была хозяйка дома, вдова лорда Роберта, мать Брайана, госпожа Джейн Уоллес. Конечно, она только недавно встала, едва накрасилась, поправила прическу и снизошла из своих покоев с твердым намерением взять бразды правления замком в свои руки.
— Это же недопустимо! По какому праву врач, которого я совсем не знаю, заставил меня спать? Как будто я сама не в состоянии решать, что мне делать!
— Госпожа Уоллес, я полагаю… — проговорил Форбс удивленно и вместе с тем испугавшись столь нежданного появления. — Я Дуглас Форбс, старший инспектор Скотланд-Ярда.
— Что ж, мне не с чем вас поздравить. Вы расставили своих людей на всех этажах. Можно подумать, здесь теперь укрепленный лагерь.
— Необходимые следственные меры, мадам… А это сэр Малькольм Айвори, он был другом покойного лорда Роберта.
Отношение Джейн Уоллес тотчас изменилось.
— Ах да, сэр Малькольм Айвори! В самом деле, муж рассказывал о вас. Вы состояли в одном клубе, не так ли?
— В Клубе графоманов, мадам…
Она с понимающим видом кивнула и, уже обращаясь к дворецкому, сказала:
— Ну что вы тут застыли и смотрите? А вы, госпожа Барнетт?
— Мы хотели принести вам соболезнования, — низко поклонившись, сказала кухарка.
— Ну хорошо. Хорошо. Вы же знаете девиз Уоллесов: «Наперекор ветрам и волнам». Мы все должны быть достойны памяти лорда Уоллеса, а теперь и моего сына.
При упоминании имени Брайана голос ее слегка дрогнул, лицо же осталось бесстрастным, словно каменным.
— Идемте, господа. И прошу извинить меня за внешний вид. Виной тому ваш врач.
Они втроем спустились в будуар, и мадам Уоллес закрыла за собой дверь. Затем она села в одно из кресел, совершенно прямо, как будто рекомендуя обоим гостям сделать то же самое.
— Видите, как приходится обращаться со слугами… Нужно поддерживать свое положение даже в такие трагические минуты, хоть эта обязанность, увы, не из приятных. Но, честно признаться, я чувствую себя подавленной. Ведь я жила только ради сына. И вот его у меня отняли, и как — таким отвратительным, недостойным образом! Отныне я буду жить только местью в память о нем. Где-то он теперь? Что с ним сделали?
