— А какие у него были отношения с Брайаном Уоллесом?
— Думаю, Брайану хотелось сдружиться с Чжаном еще больше, только это было непросто. Брайану приходилось поддерживать свое положение. Да и Чжану, по-моему, тоже хотелось сдружиться с Брайаном. Но он всегда держался от него на почтительном расстоянии. Вот только смерть лорда Роберта он переживал куда горше. Чжан и впрямь боготворил его. И был благодарен ему за то, что тот вытащил его из нищеты. Чжан привязался к нему точно собачонка, ни меньше ни больше. Ну а с Брайаном у них, конечно, все было по-другому.
— А последнюю невесту господина Брайана вы видели?
— Кажись, она китаянка и тоже красавица. У Брайана, надо признать, был хороший вкус. Все, что я тут вам рассказываю, дошло до меня от разных поставщиков и в основном от Тома Блэра, он привозит свежие продукты. Бывает у нас каждое утро. Редкостный проныра, знаете ли!
— А что обо всем этом думала мадам Джейн Уоллес?
— Она со мной ничем не делилась, как вы и сами, верно, догадываетесь. К тому же она дама не из болтливых. Отдаст распоряжения, и все. И мне это, заметьте, по душе. Она не лезет в мои кухонные дела.
— Если мне понадобятся еще какие-нибудь сведения, я непременно загляну к вам снова, уважаемая госпожа Барнетт, — сказал напоследок сэр Айвори. — Да и вы уж не стесняйтесь: если вспомните что-то интересное в связи с нашим скорбным делом, непременно дайте мне знать.
— Между стряпухами и поварами всегда было согласие! — бросила госпожа Барнетт на прощание, подмигнув сэру Малькольму, что вызвало у него улыбку, а у Дугласа Форбса — возмущение.
Осмелиться подмигивать величайшему из умов Англии — какой позор! Кем она себя возомнила, эта кухарка, которая уже успела уязвить честь Скотланд-Ярда, грубо заметив, что блюдо, поданное на завтрак, было не из цыпленка.
Лейтенант Финдли встретил сэра Айвори и старшего инспектора с гордым видом и чувством исполненного долга. Следуя полученному приказу, он тщательно обыскал комнаты гостей и осмотрел их вещи. Результаты обыска оказались любопытными и в некотором смысле совершенно неожиданными.
— Лейтенант, — сказал Форбс, доставая свой блокнот в мягкой обложке, — давайте выкладывайте, что там у вас, и все по порядку.
— Слушаюсь, сэр! В общем, сначала я осмотрел комнату господина Джеймса Мелвилла. Судя по всему, он проживает там постоянно, потому как в гардеробе развешаны три костюма и рубашки. А в ванной стоят всякие туалетные принадлежности и разные одеколоны — полным-полно. Но самое интересное было в его кожаном саквояже под кроватью. Внутри я нашел три китайские фигурки и коробочку.
— С жемчужиной, — заметил сэр Малькольм.
— Точно.
— Черт возьми! — воскликнул Форбс. — Как вы догадались?
— Скоро объясню. А где фигурки?
— Там и лежат, в саквояже, вместе с коробочкой. Саквояж я задвинул на место, под кровать.
— Замечательно, — сказал Форбс. — Сейчас пойдем посмотрим. Дальше.
— Слушаюсь, сэр! В общем, потом я пошел в синюю комнату, где спал господин Эттенборо. У него там только личные вещи, в частности смокинг с белой рубашкой и черной бабочкой. В шкафу — ничего особенного. В ящиках ночного столика и маленького бюро тоже пусто. Ванной пользовались, судя по тому, что полотенца висят как попало, а мыло лежит на краю ванны. На полке рядом с умывальником — кое-какие туалетные принадлежности. На табурете — несессер, открытый. В нем тоже ничего особенного — только туалетная вода, зеркальце и щетки…
— Хорошо, — прервал его старший инспектор с чуть заметным раздражением. — Значит, в синей комнате ничего подозрительного?
— По-моему, ничего, сэр.
— Дальше.
— Слушаюсь, сэр! В общем, потом я пошел в комнату той девушки, китаянки.
— Мисс Ли.
— Там явно остановилась женщина. Дело, конечно, деликатное, — пробормотал Финдли, краснея. — Боюсь, в данных обстоятельствах…
— Да не стройте вы из себя невинного младенца, лейтенант! Докладывайте.
Форбс проявлял все больше нетерпения и даже перестал делать пометки в блокноте.
— Слушаюсь, сэр! В общем, там никаких вещей. И мне это показалось странным.
— Да неужели! — воскликнул старший инспектор. — Она приехала в замок уже в вечернем платье, оно, кстати, на ней и сейчас. Вот вам и никаких вещей. Ясное дело.
