– Как изволишь, – нерешительно ответили стрельцы на речь начальника, – а мы челобитной писать не умеем.
– Это ничего, – заметил им Федор Леонтьич, – челобитную я вам сам напишу.
Решение это, видимо, еще более озадачило стрельцов.
– Да послушает ли нас царь Петр Алексеевич? – заговорили они опасливо и с явным желанием избавиться от предложенной чести.
– Если не будет слушать вас, – ответил бывший дьяк, – и отойдет от вас на Верх, так вы задержите ближних его людей, боярина Льва Кирилловича и кравчего Бориса Алексеевича, тогда он остановится и ваше челобитье примет.
– Да патриарх с боярами откажутся венчать царицу, – послышались некоторые более смелые голоса из стрельцов.
– А что такое патриарх? – запальчиво закричал Шакловитый, раздосадованный нерешительностью и колебанием подчиненных. – Не теперешний, так другой будет на его месте, свято место пусто не будет! Любой из духовных властей пойдет на его место, а если и откажутся, возьмем простого старца. Такая же честь будет и ему! А о боярах не тревожьтесь: все они сохлое, зяблое дерево; только один из них постоит до времени – князь Василий Васильич.
Затем, отпуская стрельцов, Шакловитый наказывал:
– Когда воротитесь в слободы, призовите тихомолком в съезжие избы известных вам товарищей, в небольшом числе, правоверных, старых и разумных, поговорите с ними накрепко, а что скажут они вам, донесите мне. Челобитную же я приготовлю.
Для более чувствительного убеждения при отпуске каждый стрелец получил по пяти рублей.
Сцена эта разочаровала Шакловитого. Вместо жданных восторженных изъявлений беззаветной готовности и преданности в ответах стрельцов ясно проглядывало сомнение, видимое нежелание вмешиваться не в свое дело. Времена были не прежние – не прежние были и люди.
Взбешенному дьяку-окольничему хотелось на ком-нибудь сорвать раздражение.
«Бабы, трусы, – думал он про себя, провожая далеко не ласковым взглядом уходящих стрельцов, – изменники, предатели, а может, и подкупленные потешными конюхами. Не из этих ли подкупателей-лиходеев сидит у меня теперь в тайнике? Душу у него вытяну, а допытаюсь о замыслах конюхов…»
– Эй!.. Терентьич!
– Чего изволишь… – отозвался выбежавший из ближайших служб старший домоправитель.
– Тот сидит в тайнике?
– Сидит, батюшка Федор Леонтьич.
– Взять его сейчас туда… знаешь, в Марьину… Я сам допрошу его.
– Слушаюсь, батюшка, а мастера брать с собой?
– Взять.
В то время Марьина роща далеко не была таким избитым, расчищенным и излюбленным местом общественных гульбищ, как в настоящее время. Тогда это было дикое, глухое место, где могло удобно хоронить всякое преступление, оставаясь незримым божескому свету в густой, с трудом проходимой чаще. По такому дорогому качеству роща эта сделалась любимым местом допросов с пристрастием людей, преданных юному царю Петру. Здесь пытали стольника Языкова, дьякона Никифора, татарина Долокодзина и многих других. Сюда же привели и новую жертву, какого-то дворянина, часто бывавшего, по словам шпиона-стрельца, в домах Льва Нарышкина и Бориса Голицына.
– Говори все, что знаешь, да говори правду, а не то допытаюсь пыткой, – начал свой допрос Шакловитый. – Бывал ты в домах Льва Нарышкина и Бориса Голицына?
– Бывал… и нередко. Дворецкий нарышкинский мне кум, а милостником у Бориса Алексеича братец моей супружницы.
– Рассказывай, что там говорят о царевне Софье Алексеевне.
– Разговаривали мы о своих делах, а о царевне не слыхал я ни разу ни единого слова.
– Врешь… не будешь говорить доброй волей, так скажешь под пыткой… Что умышляют против царевны? Говорят ли о скором венчании ее на царство?
– Ничего не говорили, ничего не слыхал, – был ответ.
– Так принимайтесь, – распорядился окольничий.
Связанного по рукам дворянина раздели и с обнаженной спиной положили ничком на землю. Жертва билась, сколько позволяли члены. Служители стали держать за голову и за ноги.
– Мастер – за дело!
Заплечный мастер расправил свою плеть или, вернее, кнут с длинными ременчатыми концами, постепенно суживающимися до толщины тонкого шнура. Ловко взмахнул он кнутом; тонкий ремень, опоясав в воздухе изогнутую линию, со свистом упал на обнаженную спину. Ярко-багровый рубец резко обозначился во всю ширину спины. Несчастный громко вскрикнул от боли.
