Мало-помалу все-таки стало поутихать, и день Нового года прошел благополучно, а на другой день — новая перемена.
На рассвете второго сентября подъехал к Коломенскому дворцу преданный царевне стрелецкий полковник Акинфий Данилов. Сойдя с лошади и подойдя к запертым еще воротам, он при свете пробивающегося дня приметил прибитую к полотну ворот бумажку.
«Ба, что это? Не приказ ли какой приезжающим, — подумал он и, осторожно сняв бумажку, с трудом прочитал крупно начерченные знаки: «Вручить царевне Софье Алексеевне». — Странное письмо, а все-таки нужно передать государыне», — решил он, спрятав письмо в карман. Затем он постучал в ворота.
— Что, государыня царевна еще не изволила встать? — спросил он, входя во внутренний двор, привратника, лениво затворявшего за ним ворота.
— А вон видишь отворенное окно-то? Это в ее опочивальне. Видно, уж изволила встать.
— Так скажи кому-нибудь доложить государыне о приезде из Москвы стрелецкого полковника.
Привратник направился к дворцу.
Вскоре из внутренних покоев вышел ближний стряпчий царевны и, подойдя к приехавшему, с неласковостью и видимым оттенком подозрительности допросил:
— Кого тебе нужно, честной господин?
— К государыне приехал, к царевне Софье Алексеевне, — отвечал приехавший.
— А как обзывать тебя?
— Акинфий Данилов.
— А званья какого и откуда?
— Стрелецкий полковник — из Москвы.
— А с каким умыслом?
— Про то буду докладывать государыне, а не тебе, — с досадой уже ответил полковник.
— Ну иди за мной. Государыня сама изволила тебя видеть в окошко и приказала привести к себе, да опасливо…
Царевна действительно не только встала, но уж успела сделать свой утренний туалет и помолиться Богу. Теперь она у окна читала книгу.
— Здравствуй, мой верный Данилов, — приветливо начала она вошедшему, благосклонно протягивая руку, которую тот поцеловал.
— Когда из Москвы и каких вестей привез?
— Выехал я, государыня, ночью тайком от стрельцов других полков и вестей особливых с собой не привез.
— Когда Стремянной полк придет сюда?
— Не ведаю, государыня, а слышал я, будто князь назначает его к походу в Киев.
— Да, он мне писал об этом, но я приказала переменить и назначить к походу другой полк, — с раздражением стала говорить правительница, и снова на лбу ее образовалась знакомая складка.
— На молебствии вчера ничего не случилось?
— Ничего, государыня, говорили, правда, стрельцы из раскольников против патриарха непригожие слова, да пустое.
— Как осмелились при князе? И он дозволил… не остановил их?
— Князя Ивана Андреича на молебне не бывало.
— Как не бывало, когда я ему именно приказывала быть?
— Князь весь день вчера пробыл дома, может, по болезни… а на молебне вместо его был окольничий Хлопов.
— А… — протянула правительница.
— Вести-то для тебя, царевна, я подобрал на дороге. Вот сейчас снял с дворцовых ворот письмо к тебе, — сказал полковник, вынимая из кармана письмо и подавая его царевне.
Софья Алексеевна взяла письмо и стала читать; по мере продолжения чтения лицо ее становилось беспокойней и мрачней.
Письмо заключало в себе донос на князя 11.
— Хорошо, полковник, — сказала правительница, кончив читать, — спасибо за преданность, поверь — не забуду. Оставайся здесь при нас… нам нужны теперь преданные слуги. Поди отдохни покуда да скажи, чтоб позвали ко мне Ивана Михайловича да Василья Васильевича.
Через несколько минут тот и другой были в приемной.
— Сейчас был у меня стрелецкий полковник Акинфий Данилов, приехавший сюда из Москвы ночью похоронком, и привез нехорошие вести. Верного мне Стремянного полка, несмотря на мое вторичное приказание, князь не присылает до сих пор, и не знаю — пришлет ли когда-нибудь. Потом приказывала я князю непременно самому лично быть на молебне в день Нового года, а он опять ослушался въявь, на молебне не был, оставил нашего святейшего патриарха выносить оскорбления от раскольников стрельцов. И, наконец, вот я получила известительное письмо о злоумышленных делах Ивана Хованского, как изменника явного. Прочтите и скажите, как поступить.
Правительница передала письмо Василью Васильевичу, но тот отклонился.
