Преподаватель симметрии - страница 74
После такого яркого политика нам уже легче стало отклонить другого кандидата. Профессор физикохимии утомил нас замыслом о замысле, то есть сюжетом о том, как у него не складывается сюжет (роман так же уныло и назывался – «Сюжет»). Профессор пытался рассказать историю, как одному русскому приснился периодический закон химических элементов. Рассказ был перенасыщен деталями, интересными разве что специалисту, а также непонятными русскими шутками, мы задремали и сочли весь сон неправдоподобным.
Другой профессор (астроном, тайный астролог) в «почти оконченном» романе «Столетие отмены календаря» (название мы тут же забраковали как чересчур сложную шутку) пытался вернуть каббалу в современное сознание, обратно воссоединяя букву с цифрой. Тут нам показалось, что он посягает на монополию наших анаграмм, и мы разгрызли и выплюнули его, как косточку, порекомендовав закончить наконец роман и тогда уже приходить.
Нам стало грустно.
– Пора уже кому-нибудь из нас хоть что-нибудь закончить… – вздохнул Барли.
Все поежились.
– Не стали ли вы слишком разборчивыми? – съязвила Герда.
– Не пора ли нам растопить камин? – предложил я.
– Нам нужна свежая кровь! – сказал решительный Уандей.
– Не становимся ли мы слишком кровожадными?.. – Я не узнал собственного голоса. – И у меня есть один на примете.
– Нам надо выработать устав! – выдохнули мы хором.
С этой трудной задачей мы почему-то легко справились, то есть слегка лишь устав…
1. Полная свобода слову! (То есть никакой над ним работы – пусть оно работает над автором.)
2. Ответственность автора перед своим героем не может быть ниже требований, предъявляемых им к самому себе.
3. Установка на подлинность воображения, то есть категорический запрет на любые сюжеты о великих людях (они и так уже есть), а также на т. н. научную фантастику.
4. Трудности в написании текста означают не лень, а усложнение задачи.
5. Не писать можно все что угодно.
6. Писать можно лишь то, что получается.
7. Книги и рукописи не читаются и не возвращаются.
8. Членом-корреспондентом считается непечатающийся автор, допущенный к экзамену любым из действующих членов Клуба.
9. Публиковать произведение члену Клуба разрешается только тогда, когда все члены Клуба сочтут его законченным.
10. После опубликования произведения автор автоматически выбывает из Клуба.
11. Принятие нового члена может быть лишь единогласным.
12. Клуб самораспускается, если кто-либо из членов позволит себе поставить себя выше другого.
Примечание:
а. Генеральный секретарь не обладает правом голоса;
б. Президент обладает правом совещательного голоса;
в. Решение всегда может быть отложено до следующего заседания.
Пункты 2 и 3 вызвали много споров.
– Что же тогда? – возмущался Уандей. – Мне нельзя и собственного героя убить? Может, даже нельзя разрешить ему сойти с ума или покончить с собой? О чем же тогда писать? Не о себе же… Как же обрести сюжет в бессюжетности собственной жизни? Выходит, наша «свобода слову» оборачивается запретом писать что бы то ни было!
Барли с ним согласился и предложил исключить из состава литературных героев уродов и маньяков, слишком развязывающих руки автору в построении сюжетов.
Герда, как всегда разумно, предложила увязать название Клуба с его Уставом, переименовав «В общество охраны литературных героев от их авторов», таким образом соотнесясь с более общественными темами сохранения культурного наследства и окружающей природной среды. Как-то она сумела все свести к птичкам…
Пункты 4, 5, 6 не вызвали разногласий. По сути, это был один и тот же пункт, по-разному сформулированный каждым из трех отцов-основателей Клуба.
Хватило разума не спорить, оценить каждую из формулировок по достоинству.
Меня же это все меньше занимало, я не слушал и думал о том, как мне вызволить моего Лоренса Стерна из запрета писать о великих людях…
– Сами посудите, – рассуждал я, – какой же Стерн великий, если его все перезабыли! Да в какой-то России его знают лучше, чем в родной Англии… В «Британнике» ему отведено меньше столбца! Кто только заправляет нашей «Британникой»!! Вот этому чинуше, который через два века сводит личные счеты с гением, я и посвящу свой роман «Правь, “Британника”!». Представьте себе только, он назвал Стерна всего лишь «английским юмористом XVIII века и сыном офицера», тогда как какого-то ничтожного Джерома К. Джерома удостоил звания Автора! А я считаю Стерна подлинным родоначальником нашего движения – он ведь так и не дописал ничего до конца! И даже умер из-за насилия над собой, пытаясь продолжать недописанное… Трагическая, героическая участь! Предлагаю снять со стены этого «Нитще» и заменить на портрет Стерна, а Клубу нашему присвоить его благородное имя!
