Она нетерпеливо затеребила Лили. Сибилла не любила терять попусту времени на то, чтобы понять человека.
– Девственница, – повторила она. – Так всего лучше.
– Лучше для чего? – спросила Лили.
Сибилла не ответила.
– А теперь давай-ка попроповедуй.
– Опять? Сибилла, мы только этим и занимаемся вот уже два месяца, с тех пор как я появилась в эфире, и та почта, которую мы получаем… люди пишут, что я им нравлюсь… тебе не кажется, что я уже хорошо проповедую?
– Разумеется, хорошо. Ты стала сенсацией, и сама знаешь это. Но заставлять людей умиляться на второсортной телесети Ника – это одно дело, а проповедовать на всю страну – это уже кое-что другое. Завтра я хочу сделать новую запись и разослать ее некоторым своим знакомым. Я бы хотела предложить тебе начать работать в том духе, как работают на других моих передачах.
– Нет! – инстинктивно воскликнула Лили.
– Разумеется, ты совсем другая, – осторожно согласилась Сибилла. – У тебя свой стиль и особые слова. Но нам нужно заставить понять это телевизионных продюсеров, а большинство из них такие ловкачи, что все норовят сделать сами. Не так уж просто всучить им запись, Лили, и еще труднее заставить купить программу. Я уж и не рассчитываю, что они потратятся на то, чтобы купить «Час Милосердия», по мне хочется заставить их дать нам экранное время.
– Но почему они не захотят? Ведь они должны радоваться, если люди смотрят передачи их станций, а если мы покажем им, какую большую почту я получаю, они дадут нам время.
– Во время религиозного вещания нельзя давать рекламу, поэтому для этих передач время продается. Большинство телепроповедников покупают время на той или иной телесети. Но это очень большие расходы, да это и не так уж необходимо. Если я не ошибаюсь на твой счет, я смогу добиться, чтобы станции дали мне час в неделю, или даже два, пусть не сейчас, так через год. Вопрос только в том, чтобы заставить их захотеть тебя заполучить, чтобы между ними возникло соревнование за право предоставить тебе час в эфире. Но я совершенно уверена, что ты подойдешь, в противном случае они лишь мельком взглянут на пленку и выкинут ее в мусорное ведро. Начинай.
– Если ты считаешь, что это так важно… – взволнованная разговором, стоя среди разбросанных платьев и обуви, Лили начала проповедовать. Но через минуту ее волнение улеглось, она растворилась в потоке своих слов, в своей вере в их действенность.
– Внутри каждого из вас есть другой человек, – говорила она, – и каждый может добиться…
– Подожди. Повтори это.
– Что повторить? – переспросила Лили, моргая, будто только что очнулась от сна.
– «Другой человек внутри каждого из вас». Повтори это дважды, чтобы усилить впечатление. Или лучше, знаешь что? Не можешь ли ты сказать то же самое другими словами? Мне не хочется, чтобы кто-нибудь пропустил это. Ведь это – главная мысль, правда же?
– Ну… одна из главных.
– Тогда повтори сначала.
Лили закрыла глаза.
– …другой человек внутри каждого из вас, человек, которым вы хотели бы быть…
– А как насчет «мечтали бы стать»?
– Ах да. Мне нравится. Другой человек внутри каждого из вас, человек, которым вы хотите быть… нет, человек, которым вы всегда хотели быть, человек, которым вы мечтали бы стать. Зам может показаться, что таким человеком стать невозможно: добрым, любящим, честным, человеком, который может все, человеком, который верит в вас, который восхищается вами и доверяет вам. Нам всегда хочется, чтобы люди верили в нас, но…
– Не «мы», – опять прервала Сибилла. – Ты же не одна из них, ты выше их…
– Ах, нет, Сибилла, я ничуть не выше.
– Все равно, ты – особая. Ты же выступаешь перед ними с проповедью, ты открываешь перед ними новые возможности подумать о самих себе. Поэтому ты не должна говорить так, как будто ты сама растеряна и нуждаешься в поддержке так же, как и они. Я же говорила тебе об этом раньше, Лили. Не знаю, как ты не можешь этого понять.
– Потому что я хочу быть одной из них.
– Ты не можешь. Если бы было так, ты бы сидела на диване и ловила по телеку «Час Милосердия». Не хочешь же ты сказать, что ты уже больше не Лили Грейс, проповедующая людям.
