– На… Наверное, домой, – призналась Санча тихо.
– О Санча! – снова произнес он хрипло. – Вы ведь не подумали, что я вас бросил? Мне нужно было поговорить на кухне с Джулио, и это все. Когда я вышел и увидел, как вы куда-то спешите, я должен был вас остановить!
– Это… было… э-э-э… недоразумение, – выговорила, задыхаясь, Санча, с трудом подавляя желание положить ладони на шелковую рубашку и почувствовать, как под пальцами бьется его сердце.
– А если бы я действительно ушел, вас бы это огорчило? – глухо спросил граф.
Ухватив рукой два конца воротничка блузки, Санча стянула их вместе у горла. Она не знала, что ему ответить, и опасалась еще больше усугубить ситуацию, которая и без того сделалась угрожающей. Санча лишь как-то беспомощно покачала головой, а граф, внезапно взяв ее за плечи, наклонил голову и страстно прильнул губами к ее шее. Затем, разжав ее пальцы, все еще судорожно цеплявшиеся за воротничок кофточки, и оголив плечо, он стал целовать нежную кожу.
Санча одновременно почувствовала и радость и ужас. Пьянила мысль, что она у такого человека, как граф Малатеста, возбуждала желание целовать ее, но в то же время было страшно думать, что она имела дело с мужчиной, возможно, вдвое старше ее, который, вероятно, был уверен, что она охотно уступит его домогательствам.
Однако по мере того, как его губы продолжали ласкать нежную кожу плеча и шеи, руки Санчи соприкоснулись с шелковой тканью его рубашки, а потом ощутили упругость росших на груди волос.
Сила пробудившейся чувственности, вызванной этим прикосновением, напугала Санчу, и она, подобно пловцу, вынырнувшему на поверхность после слишком длительного пребывания под водой, отшатнулась, судорожно ловя открытым ртом воздух и застегивая блузку дрожащими пальцами.
– Пожалуйста, – проговорила она с пылающими щеками, – пожалуйста, я хочу домой!
Граф, не говоря ни слова, отступил. При тусклом свете уличного фонаря она заметила судорожно сжатые губы и напряженный взгляд графа, который избегал смотреть на нее, когда она прошла мимо и стала подниматься по ступенькам.
Упорно сохраняя дистанцию, Санча вместе с графом проследовала по лабиринту улиц и переулков назад к каналу. К ее удивлению, они вышли туда, где их ожидал в моторной лодке Паоло, слуга и телохранитель.
Увидев Санчу с графом, он привычно вытянулся – весь внимание.
– Доставь, пожалуйста, мисс Форрест, куда ей надо, Паоло, – проговорил граф ровным голосом. – Я доберусь домой самостоятельно.
– Разве вы не собираетесь возвращаться в палаццо, синьор? – вопросительно сдвинул брови Паоло.
Глаза графа потемнели.
– Я сказал, чтобы ты отвез мисс Форрест домой, – отрезал он. – До свидания, синьорина, – поклонился он Санче и растворился в ночной темноте, очевидно, нисколько не беспокоясь о собственной безопасности…
В последующие несколько дней у Санчи было достаточно времени, чтобы основательно поразмышлять над событиями того памятного вечера и поломать голову над вопросами о значении случившегося. Прежде всего она упрекала себя за то, что приняла приглашение графа, но вместе с тем она не могла не признать, что отдельные эпизоды доставили ей удовольствие, и ничего не имела против, чтобы их повторить. Однако Санча была достаточно умна и не строила иллюзий, понимая, что для графа она не больше, чем очередная красивая молодая женщина, которая своим поведением разожгла в нем мужское любопытство. Паоло, безусловно, удивило их внезапное расставание, и Санча думала над тем, что он имел в виду, спрашивая графа, не намерен ли тот отправиться в палаццо. В итоге всех этих размышлений она пришла к неутешительному выводу, что граф планировал вернуться домой вместе с ней. О дальнейших его намерениях думать Санче не хотелось. Было лучше ограничиться предположением, что она разрушила любые замыслы графа на этот счет, отказавшись уступить его, несомненно, чрезвычайно искусному ухаживанию, и больше не строить догадок о возможном финале того вечера. И теперь всякий раз по окончании работы Санча выходила из здания редакции с тревожно бьющимся сердцем, однако граф не показывался.
