— Дай сюда, — потянулся я за «Большими надеждами», но неожиданно моя спальня закачалась и растаяла…
…начинался дождь. Сами небеса скорбели по судьбе Сэрафины. Промокнув до нитки, она добралась до дома Идсов и вскарабкалась наверх по решетке под окном Джона. На мгновение застыв в нерешительности, вытащила из кармана темные очки, которые украла в «Винн-дикси», надела их и тихонько постучала по стеклу.
Вихрь вопросов роился в ее голове. Сможет ли она признаться Джону? Как объяснить ему, что она не изменилась? Способен ли светлый чародей продолжать любить ее теперь, когда она превратилась в… чудовище?!
— Изабель? — сонно удивился Джон, потирая глаза. — Что ты здесь делаешь? — спросил он, помогая ей перелезть через подоконник.
— Мне… надо было увидеть тебя!
Джон потянулся к настольной лампе, но Сэрафина опередила его:
— Не включай! Родителей разбудишь!
— Что случилось? — удивился он. — Тебя кто-то обидел?
Да, ее оскорбили, ей причинили боль, но как начать тягостный разговор? Джон знал о проклятии, тяготевшем над ее семьей, но Сэрафина даже не упоминала о своем дне рождения. Она просто назвала дату, до которой оставалось еще несколько месяцев, чтобы он лишний раз не волновался. Именно сегодня и настала ее шестнадцатая луна — ночь, которой она боялась всю сознательную жизнь.
— Я не могу, — прошептала Сэрафина и разрыдалась.
— Господи, как ты замерзла! — воскликнул Джон, крепко обнимая ее. — Я люблю тебя, не плачь!
— Все пропало, — прошептала она.
Сэрафина думала об их совместных планах на будущее. Они собирались поступить в один колледж: Джон на следующий год, а Сэрафина — позже. Он решил выучиться на инженера, а она выбрала литературный факультет. Ей всегда хотелось стать писательницей… После окончания они намеревались пожениться.
Теперь об этом можно забыть. Их надежды потерпели крушение за одну ночь.
— Изабель, ты меня пугаешь! — Джон прижал ее к груди. — Нас ничто не разлучит!
Сэрафина высвободилась из его объятий и, сняв темные очки, посмотрела на него золотистыми глазами темной чародейки:
— Уверен?
— Что с тобой? — оправившись от первого шока, произнес Джон.
— Сегодня мой день рождения, — выдохнула она, опустив голову. — Но я не сомневалась, что буду светлой! Я молчала, чтобы ты зря не нервничал… но сегодня, в полночь… — По ее ледяным щекам заструились горячие слезы, и она оборвала себя на полуслове.
— Это какая-то ошибка! — пыталась она успокоить то ли саму себя, то ли Джона. — Считается, что когда человек превращается в темного, то он меняется… забывает о своих любимых… Но я ничего не забыла!
— Полагаю, это вопрос времени, — вырвалось у Джона.
— Я справлюсь! Клянусь, я не хочу быть темной!
Силы покинули ее: сначала от нее отвернулась мать, затем сестра, а теперь она могла потерять и Джона. Сколько еще боли ей предстоит пережить? Рыдая, Сэрафина опустилась на пол. Джон присел возле нее и произнес:
— А мне наплевать, какого цвета у тебя глаза!
— Но мне никто не верит! Мама даже домой меня не пустила, — всхлипывала она.
— Значит, мы немедленно уезжаем, — буркнул Джон.
Он схватил дорожную сумку и стал кидать туда все самое необходимое.
— Куда?!
— Придумаем, — ответил Джон, застегивая молнию. — Не важно, — сказал он, глядя в ее золотистые глаза. — Главное, что мы вместе.
Мы снова оказались в моей комнате, ощутив полуденный зной. Видение растаяло, забрав с собой девушку, которая не имела ничего общего с нынешней Сэрафиной. По лицу Лены текли слезы, и на секунду она показалась мне похожей на свою юную мать.
— Джон Идз — мой отец.
— Правда?
— Точно, — кивнула она. — Я никогда не видела его фотографий, но бабушка говорила мне его имя. Он был таким настоящим, как живой! Они действительно любили друг друга.
Она наклонилась поднять упавшую книгу. По трещинкам на корешке было ясно, что ее часто перечитывали.
— Не трогай, Эль!
— Итан, я читаю ее постоянно, и такого никогда не случалось, — возразила Лена. — Мы попали в видение, потому что прикоснулись к ней одновременно.
Она снова открыла том, и я увидел множество темных линий: одни фразы были подчеркнуты, другие — обведены в кружок. Лена объяснила:
