На потрескавшейся штукатурке потолка, испещренной умными и обнадеживающими словами, я нацарапал простую фразу.
Хотя поэт из меня никудышный, но зато я написал правду. «Я всегда буду любить тебя. Итан».
Найти Лену в Гринбрайре мне удалось быстро — она лежала на обугленной траве в том самом месте, где я обнаружил ее в тот день, когда она разбила окно на уроке английского. Она смотрела перед собой. Я молча лег рядом с ней.
— Знаешь, а небо изменилось, — тихо всхлипнула она.
Сейчас мы не использовали кельтинг. Обыденные вещи вроде разговора вслух казались нам настоящим сокровищем.
— Ну да?
— Я ведь подумала об этом, когда мы с тобой встретились впервые, — продолжала она. — Примерно так: «Я полюблю его, потому что небо изменилось».
Она помолчала и произнесла:
— Помню, как увидела тебя. Я ехала на машине, а ты играл в баскетбол с друзьями, мяч улетел за забор, ты побежал доставать его и посмотрел на меня.
— Точно. А я и не знал, что ты за мной наблюдала.
— Я чуть в столб не въехала на своем «катафалке»! — улыбнулась она.
— Эль, ты веришь в любовь до первого взгляда? — спросил я.
«А ты веришь в любовь после смерти, Итан?»
Это нечестно! Лучше бы мы поболтали о чем-нибудь другом! Например, о комендантском часе или о том, как мы пытались найти работу на лето — любую, лишь бы не в «Дэ…и…кин». О том, как мы волновались, получится ли у нас поступить в один колледж. О чем угодно!.. Она повернулась ко мне спиной, рыдая и выдирая из земли пожухлую траву. Я крепко обнял ее и долго не отпускал, а потом осторожно убрал прядь волос, заправив ее за ухо, и прошептал:
— Да.
«Что?»
«Я верю в любовь после смерти».
Она замерла.
— А твоя мама не забыла тебя, — наконец, вымолвила она.
— Нет, Эль. Я чувствую ее.
«Но я не хочу, чтобы ты приносил себя в жертву. Мне плевать — пусть будет хоть пятьдесят градусов и все растения сгорят!»
Я понимал, как ей тяжело: я и сам не мог ее оставить. Но я решил не ухудшать ситуацию.
«Дело в другом, Эль. Речь идет о гибели мира и всех, кого мы любим».
— Мне все равно, — замотала головой Лена. — Не могу представить себе мир, в котором нет тебя.
— Зато у тебя будет кое-что еще, — возразил я, доставая из кармана потрепанную карту, в течение многих лет висевшую в моей комнате. — Я отметил несколько маршрутов зеленым цветом. Просто посмотри на них. Я мечтал об этом всю жизнь — это места из моих любимых книг.
— Да, — глухо отозвалась она. — Джек Керуак.
— Или сделай свою собственную карту! Самое забавное, что раньше, до знакомства с тобой, я хотел смотаться отсюда побыстрей. И теперь я направляюсь в такое место, что дальше не придумаешь, но готов отдать все, чтобы остаться здесь. Забавно, правда?
Лена оттолкнула меня, и я от неожиданности выронил карту на землю.
— Не смей так говорить!
— Тогда сбереги ее ради меня, — пробормотал я.
Лена уставилась на сложенный в несколько раз лист бумаги, как будто я схватил гранату. Затем она расстегнула ожерелье и сняла его с шеи.
— Держи.
— Нет, Эль!
Глаза Лены заблестели, и я сдался: подставил ладонь, и ожерелье послушно скользнуло на нее. Серебряная пуговица, красная нитка, елочное украшение в форме звезды… Я взял Лену за подбородок и прошептал:
— Мы вообще не можем притворяться… Пообещай мне одну вещь, ладно?
— Какую? — спросила она.
— Ты провозгласишь новый порядок, сделаешь все, как надо. Иначе моя жертва будет напрасной.
— Нет! Такое уже было со мной, когда я решила, что дядя Мэкон умер! — взволнованно воскликнула она, и ее голос дрогнул. — Я не смогу без тебя жить!
«Хотя бы попробуй!»
— Нет! — закричала Лена, глядя на меня как безумная. — Должен быть выход! У нас ведь еще есть время, Итан! — окончательно разрыдалась она.
Я сгреб ее в охапку, не обращая внимания на то, как обжигает прикосновение к ее коже. Мне будет не хватать ожогов… и всего, что связано с Леной…
— Не бойся, Эль… — произнес я.
И мысленно поклялся, что вернусь к ней. Ведь моя мама смогла найти меня!.. А остальное — совсем не важно.
Я зажмурился и зарылся лицом в ее волосы, стараясь получше запомнить это ощущение. Меня окутал ее запах. Когда пробьет мой час, я хочу вспомнить именно это — лимон и розмарин. Черные волосы и зелено-золотые глаза. Лена молчала, и я перестал пытаться успокоить ее. Любые утешения заглушало громкое биение наших разбивающихся сердец и надвигающаяся тень того самого слова, которое мы упорно отказывались произносить вслух.
