Я бросился бежать, глядя, как спицы вращаются все быстрее, пока они не слились в блестящий круг. Шланг, как змеиная кожа, лопнул. Вода затопила собой все, от пыли не осталось и следа. Я почувствовал себя так, словно я впервые поехал на велосипеде или почти взлетел. Я, наконец, сделал то, для чего появился на свет!
И я застыл на месте.
Колесо судьбы!
Оно было у меня прямо под носом — ржавое, погнутое и древнее, как мир. Оно находилось у меня в руках, я нашел его на земле, когда-то принадлежавшей моей семье!
И я подумал о Джоне, лежащем на полу у меня в комнате. О словах Лилум: «Жертвоприношение должен совершить только тот, кому уготовано суровое испытание!»
Значит, оно уготовано мне. Я — Единый, кто стал двумя.
Жара спала, а огромная пчела поднималась в небо. Я смотрел на нее, пока не потерял из виду.
Вдруг послышались раскаты грома, сверкнула молния, и хлынул дождь!
Воздух гудел от магии — точно так же, как у Великого Барьера, только в сотни раз громче, у меня даже в ушах зазвенело.
— Лилум! — крикнул я своим жалким смертным голосом, который казался писком по сравнению с окружающими меня звуками. — Я знаю, что ты здесь!
— Да, — ответила она.
Настоящая Лилум была невидима и являлась безымянной, бесформенной силой, которая пронизывала все вокруг. Собравшись с духом, я воскликнул:
— Я готов!
— Слушаю тебя.
— Я понял, что должен сделать.
— А кто же ты? — повис в воздухе очередной вопрос.
Гроза прекратилась. Я подставил лицо солнечным лучам и произнес слова, которые не давали мне покоя с тех самых пор, как в самых темных уголках сознания зародилась тень подозрения:
— Я — Единый, кто стал двумя, — заорал я. — Одна часть моей души находится в мире смертных, а другая — в Иномирье!
Признавшись в этом, я сразу же почувствовал громадное облегчение. Теперь мне уже не нужно держать на своих плечах необъятный небосвод, — подумал я.
— Верно, — бесстрастно промолвила она. — Ты должен заплатить цену, и тогда появится новый порядок.
— Да.
— Но должен быть тверд в своем решении. Солнцестояние близко.
Я молча вдыхал прохладный воздух. Ко мне вернулось прежнее ощущение покоя.
— Если я выполню его, то все вернется на свои места. Лена будет в порядке. Верховный совет хранителей перестанет мучить Мэриан и Лив. В Гэтлине больше не будет засух и землетрясений.
Теперь я ставил собственные условия. Лилум долго молчала, а затем произнесла:
— Нет ничего определенного, но… появится новый порядок.
«Если я умру, то хотя бы ради кого-то», — пронеслось у меня в голове, и я добавил:
— Вот кое-что еще. Пусть Эмме не придется отдавать бокору то, что она пообещала ему!
— Она добровольно заключила сделку. Здесь я ничего не изменю.
— Мне все равно! — крикнул я, прекрасно понимая, что это бесполезно.
— У любого действия есть последствия.
Да, тут не поспоришь. Меня ждет реальное суровое испытание.
Я закрыл глаза, вспоминая Лену, Эмму и Линка. Мэриан и папу. Маму. Всех, кого я любил.
Хотя принимать решение было куда легче, чем мне показалось поначалу. Поэтому я сделал шаг вперед и заявил:
— Обещай мне.
— Я даю тебе клятву. Обет.
— Скажи вслух.
— Да, я обещаю, — прогремела Лилум и произнесла какое-то слово на незнакомом языке.
Странные звуки походили на раскаты грома, но я понял скрытую в них истину.
— Я согласен.
Через мгновение я вновь перенесся в гостиную Лилиан Инглиш. Учительница была в глубоком обмороке. Из телефонной трубки на полу доносился взволнованный голос моего отца:
— Алло? Алло?!
Я на автопилоте взял трубку и повесил ее. Потом набрал 911 и сообщил, что Лилиан Инглиш нужна срочная медицинская помощь. Мне пришлось тут же нажать на рычаг, поскольку диспетчером в службе спасения работала Сисси Ханикатт. Она могла запросто меня вычислить. Нельзя, чтобы меня дважды застали дома у моей преподавательницы по английскому. Но в любом случае я успел сообщить им адрес.
А миссис Инглиш наверняка уже забыла, что я приставал к ней с расспросами.
Я поехал прямиком в Равенвуд: не думая, не включая радио, не открывая окна в машине. Память у меня тоже отшибло, но спустя некоторое время я очутился на пороге Равенвуда, отчаянно колотя в дверь. Я задыхался, будто попал в чужеродную атмосферу, в новый жуткий кошмар. Я молотил кулаками по чародейскому полумесяцу, но дверь не желала открываться. Возможно, дерево чувствовало, что моя душа расколота и вторая половина где-то очень далеко. После моих криков и плача на пороге, наконец, появилась Лена в фиолетовой шелковой пижаме. Той самой пижаме, которая была на ней в ту ночь, когда она открыла мне свою тайну. Как раз тогда Лена, сидя на крыльце моего дома, рассказала, что она — чародейка.
