Затем я велел отвести пленных в берлогу и сумел объяснить на неуклюжем "пиджине", на котором мы говорим с людьми, что я хочу, чтобы они делали для меня прекрасные вещи. Такие, какие создавали их предки, наделенные талантом и чувством прекрасного.
Прекрасные вещи, выразившие в холодном материале пламень души своих создателей, дабы все могли восхищаться и благоговейно трепетать перед этими... Прекрасными вещами. Я, впрочем, не показал им образцы изделий моего первого раба: мне не хотелось, чтобы они слепо копировали вещи, которые не понравились Совету; пусть, думал я, талант, данный им Богами, создаст новые и лучшие вещи.
Люди были напуганы, и мои слова придали им еще больше страху. Потом они стали слушать меня, хоть и недоверчиво. Наконец, когда они увидели, что никто не собирается пытать или убивать и есть их и даже более того, они могут сохранить свою жизнь и свое искусство под моей защитой - люди преисполнились радости. Один из них сказал, что отец научил его делать прекрасные вещи; а его отец учился у своего отца, а тот слыл великим искусником еще до Войны. Я, конечно, был весьма доволен, ведь человек обещал создать для меня более прекрасные вещи, чем мне когда-либо доводилось видеть. В своей самонадеянности я поверил ему на слово и назначил старшим над всеми. Позже мне пришлось раскаяться в этой глупости...
Я велел, чтобы людям сразу же доставляли все, что им понадобится, невзирая на цену. Вскоре материалы стали грудами доставлять в берлогу людей. Признаться, о назначении большей части материалов я не мог даже догадаться. Тут, к примеру, были жир и масло, яркие порошки из веществ, добытых из земли или разных растений; куски дерева, осколки кремня из гор и прочее. Они попросили даже белой ткани - но этого, конечно, достать не удалось бы никому. Наконец они собрали все, что им было нужно, и попросили оставить их. Я нехотя согласился, но взял с них обещание работать так быстро, как только возможно, потому что хотел как можно скорее доказать свою теорию.
Много недель люди работали в тишине. Все жаркое безветренное лето. Пришла осень. Я начал опасаться, что к первому снегу, когда вновь соберутся Старейшины, мне будет нечего показать им. Не мог же я кормить людей вечно! От нетерпения я начал подозревать, что люди нарочно морочат мне голову, пытаясь как можно дольше держаться за мягкое ложе в моей берлоге. Наконец, когда холодный ветер стал срывать листья с деревьев, я послал в берлогу сказать, что больше ждать не стану и желаю немедленно видеть плоды их трудов.
Признаюсь, когда я подходил к берлоге, сердце мое билось просто оглушительно. Я уже видел новый мир, открывающийся перед моей расой. Мир, который украшают прекрасные вещи, созданные для нас людьми. Но когда я вошел в берлогу и увидел, что сделали люди, у меня перехватило дыхание. Я не верил своим глазам. Эти... эти воры предали меня! Их вожак - тот самый, который утверждал, что наделен талантом, - стоял в центре пещеры с перемазанными краской руками. Он осклабился на идиотский людской манер, демонстрируя гнилые зубы. И показал мне, чем они занимались все эти месяцы - за мой счет!
Стены были испачканы сверху донизу; дурацкие пятна походили на силуэты людей и медведей, какими их можно видеть против лунного света. Эти силуэты были заляпаны жирными красками. Они показали мне куски дерева, исковырянные инструментами, которые они сделали сами, - деревяшки тоже напоминали людей и медведей, только очень маленьких. Показали какие-то каракули на внутренней стороне кусков коры. Их вожак утверждал, что это "письменность", которая принесет моему народу великую пользу.
- Что вы сделали?! - заревел я. - Что это за... дерьмо?! Где все те прекрасные вещи, которые вы мне обещали?!
- Н-но, - заныл, заикаясь, вожак, показывая мне кусок изрезанного дерева и широко открыв испуганные глаза. - Вот же они! Мы создали их для вас - как некогда наши предки создавали для себя.
- Ах ты пиявка, тварь ползучая! - прорычал я. - И ты смеешь еще называть эти кривули прекрасными?! - Я вырвал у него деревяшку и швырнул о стену. Потом выхватил из-за пояса последнее изделие своего прежнего раба. - Вот! - крикнул я, поднимая это. - Вот что мне нужно!