— Эй ты, бездельник, отвечай!
Это был сеньор Жан. Его собаки остановились в нерешительности, и он хотел убедиться, что они не потеряли след.
— Эй, бездельник, — повторил начальник волчьей охоты, — ты не видел нашего зверя?
Без сомнения, обращение барона не слишком понравилось философствующему башмачнику, потому что, прекрасно понимая, о чем речь, он переспросил:
— Какого зверя?
— Черт возьми! Оленя, которого мы гоним! Он должен был пробежать не дальше чем в пятидесяти шагах отсюда, и ты не мог не увидеть его со своего места. Это семилеток, да? Куда он повернул? Говори же, негодяй, или я велю тебя выпороть!
— Чума тебя забери, волчье отродье! — пробормотал башмачник себе под нос.
Затем он сказал вслух, притворяясь дурачком:
— Ах да, конечно, я его видел.
— Самец, да? С роскошными рогами? Семилеток?
— Да самец, и с роскошными рогами. Я его видел, как вас вижу, монсеньер, а вот есть ли у него мозоли, не могу вам сказать: я не смотрел ему на ноги. Во всяком случае, бежать ему они не мешали, — с глупым видом добавил он.
В другое время барон Жан посмеялся бы над таким простодушием, в которое мог поверить, но сейчас из-за хитростей животного он был одержим лихорадкой святого Губерта.
— Ну, бездельник, довольно шуток! Тебе весело, а мне не слишком.
— Я буду в таком настроении, в каком прикажет быть монсеньер.
— Отвечай же мне!
— Монсеньер еще ни о чем не спросил.
— Олень выглядел усталым?
— Не очень.
— Откуда он выбежал?
— Ниоткуда; он стоял на месте.
— Но он появился с какой-то стороны?
— Да, но я не видел, как он бежал.
— А куда он ушел?
— Я бы сказал вам, но не знаю.
Сеньор де Вез исподлобья взглянул на Тибо.
— Олень давно был здесь, господин негодяй? — спросил он.
— Не так давно, монсеньер.
— Примерно сколько времени прошло с тех пор?
Тибо притворился, будто вспоминает.
— Я думаю, это было позавчера, — в конце концов ответил он.
Но, произнося последние слова, Тибо не смог скрыть улыбки.
Эта улыбка не ускользнула от внимания барона Жана. Он пришпорил коня и занес хлыст над головой башмачника.
Но Тибо был начеку. Одним прыжком он отскочил под навес, куда всадник не мог войти, пока не слезет с коня.
Тибо временно был в безопасности.
— Ты лжешь и смеешься надо мной! — закричал барон. — Маркассино, лучший из моих псов, свернул и залаял в двадцати шагах отсюда; раз олень был там, где сейчас Маркассино, значит, он должен был перескочить через изгородь и ты не мог его не заметить.
— Простите, монсеньер, но наш кюре говорит, что непогрешим лишь папа римский, так что господин Маркассино вполне мог ошибиться.
— Маркассино никогда не ошибается, слышишь, тупица, и доказательство этому то, что я вижу место, где олень скреб копытом.
— Все же, монсеньер, уверяю вас, клянусь вам… — продолжал Тибо, с беспокойством глядя на начинавшие хмуриться черные брови барона.
— Замолчи, бездельник, и иди сюда! — крикнул сеньор Жан.
Тибо с минуту поколебался, но, увидев, что выражение лица барона становится все более грозным и неповиновение только сильнее раздражает его, и надеясь, что барон хочет всего лишь потребовать от него какой-то услуги, решился покинуть свое убежище.
Не успел он выйти из-под навеса, как сеньор Жан, пришпорив коня, поскакал прямо на него, и Тибо получил сильный удар по голове рукояткой хлыста.
Башмачник, оглушенный ударом, пошатнулся, потерял равновесие и упал бы лицом вниз, если бы барон Жан, высвободив ногу из стремени, не ударил его в грудь изо всех сил, отчего бедняга не только выпрямился, но покачнулся назад и рухнул навзничь у двери своей хижины.
— Получай, — сказал барон, отвешивая ему удары, — это тебе за твою ложь, а вот это — за твои насмешки!
После этого, нимало не беспокоясь о валявшемся на земле Тибо, сеньор Жан весело протрубил собакам, сбежавшимся на лай Маркассино, и ускакал на своем коне.
Тибо с трудом поднялся и ощупал себя с ног до головы, проверяя, не сломал ли он какой-нибудь части тела.
— Так-так, — сказал он, погладив свои руки, а потом и ноги, — с удовлетворением вижу, что и сверху и снизу все цело. Вот как вы обращаетесь с людьми, господин барон, и это только потому, что женились на незаконной дочери принца! Что ж, господин начальник волчьей охоты, хоть вы и великий охотник, но не вам полакомиться мясом оленя, за которым гонитесь, — это сделает бездельник, тупица и негодяй Тибо. Да, клянусь, я съем его! — воскликнул башмачник, все более укрепляясь в своем смелом решении. — А мужчина, дав клятву, должен непременно выполнить ее!
