Потом…
Первым пришел в себя Лукаев.
— Господи, это вы, оказывается!.. А я думал, пастеныши.
— Кто?
— Пастеныши соседские. Кирилловых.
По Лукаеву нельзя было сказать, что его смущал этот нелепый эпизод — что вот он так выскочил со своего участка на человека, который не делал ничего предосудительного, — выскочил, да еще и с прутом, — напротив, в следующий момент он еще более усугубил впечатление — с угрожающим видом потряс прутом в сторону соседского белокирпичного дома.
Перфильев, с трудом уже удерживался от смеха, но все-таки сумел взять себя в руки.
— Что-то не так? — осведомился он ровным голосом.
— Еще как не так… Пойдемте, я кое-что вам покажу… к моему дому. Пойдемте, пойдемте! Вы все сами сейчас увидите.
Нерешительно пожав плечами, Перфильев направился следом за стариком.
Лукаев подвел сторожа к дождевой бочке.
— А вот здесь будьте осторожны, не споткнитесь. Прошлый раз я споткнулся здесь… две недели назад, в среду, в 12.53 по полудни… — он осклабился и прибавил агрессивно и шутливо, — сломал себе шею в двух местах — насмерть!!.. — Лукаев расхохотался, отклонил рукою сиреневый куст, на самой средней грозди которого, как на троне, уселась громадная жужелица, от действий Лукаева даже не шелохнувшаяся, обогнул клумбу с отсыревшими деревянными бортиками, — идите, идите сюда, ко мне — отсюда лучше всего видно, — он все не отводил рук от куста, чтобы Перфильев мог беспрепятственно пройти, — так… а теперь посмотрите вверх…
Поначалу Перфильев не мог разглядеть ничего — сливной желоб так ярко сиял на солнце, что у сторожа заслезились глаза, ему даже инстинктивно пришлось отступить.
— Осторожнее! — Лукаев отреагировал моментально, — не потеряйте зрение от этого проклятого солнца — наше государство только и стремится нанести нам увечий и поскорее в могилу отправить… Видите? — пребывая в крайнем возбуждении, Лукаев не переставал потирать руки.
— Нет.
— Выбоину на крыше видите?
— Да, вижу теперь.
Это была не выбоина — отметина на черепичной кровле.
— И краска облупилась вокруг. Видали? Только неделю назад покрасил!.. И краска какая дорогая — финская! Вот я покажу этим пастенышам, как камнями по дому кидать! Прошлой ночью от того и проснулся, что в кровлю что-то ударилось. Выбегаю, а здесь булыжник валяется. Пастеныши! Ну я им задам… — и как бы в доказательство своих слов Лукаев снова принялся потрясать прутом.
— Вы хоть видели, что это они были?
— Ну а кто же еще, если не они?
Такая уверенность Лукаева не проясняла, почему он, в таком случае, не пошел и не нажаловался родителям провинившихся детей, а поджидал на своем участке, не появятся ли они где поблизости снова. (Неужели ж думал, что те захотят состроить еще какую-нибудь пакость, на сей раз средь бела дня?) Но сторож благоразумно промолчал.
— Готов спорить, это в отместку — за то, что я недавно отсудил у них кусок земли, — Лукаев покачал головой, бросил прут на землю и осведомился у сторожа, не хочет ли тот зайти к нему и выпить по чашке чая.
— Самый дорогой чай, какой продается в магазинах. Английский.
— Я вообще-то здесь по делу. Тот серый дом возле леса. Вы никого в нем не видели?
Перфильев задал этот вопрос неслучайно — с тех пор, как умер Лешка-электрик, Лукаев без обиняков присвоил себе добрую треть его участка, перекопав ее под картофельное поле, — так что старик там появлялся довольно-таки часто.
— A-а… ну-ну, я понимаю, вы о тех незнакомых пастенышах, которых не так давно видела Любовь Алексеевна (старуха Родионова была единственной, с кем Лукаев был в дружеских отношениях, — нет, нет, я никого там не видел, однако я туда нечасто хожу, всего раз в дней пять — не чаще — это же все-таки не мой участок, понимаете?.. Хе-хе… — Лукаев состроил улыбочку, — так что в том доме могут ночевать всякие пастеныши, а я и не знаю ничего — надо бы вам облазить дом да это дело выяснить.
Перфильев сказал, что это-то он и собирается сделать, хотя шансы, что у этих прохвостов там какой-то штаб, на самом-то деле невелики.
— Ну, раз уж мы так нечаянно встретились, я составлю вам компанию.
Они вышли на посыпанную песком дорожку. Черный «Ауди» Лукаева стоял чуть вдалеке, справа, у ворот.
