— Какая валюта?
— Наша валюта. Нашего государства. Я должен нарисовать валютные образцы. Что мы потом будем с ними делать, размножим или как — я пока еще не знаю — но они должны быть, так или иначе, понимаешь?
— Какие у тебя оригинальные идеи! — на все эти идеи Олька кивала, пожалуй, что даже с видом подчиненного, которому дается инструктаж, — и как мы будем использовать эти деньги?
— Как обычно, естественно. Как используются деньги? Так и мы будем!
— Ого!.. — воскликнул я, — и я смогу пойти в наш продуктовый и затовариться на них?
— Ну конечно!
— Уверен? Ты думаешь, удастся уговорить продавщицу? — но когда я это произносил, у меня вдруг тотчас возникла противоположная мысль: «Э-э нет, никому не отдам эти деньги. Мишка ведь очень красивые нарисует, наверняка… слишком красивые, чтобы на них что-то покупать!»
— Мы что-нибудь еще придумаем насчет этого, брательник… Мне понадобятся фломастеры. У тебя же есть целый набор, точно, Оль?
— В другом доме. Сейчас принесу. А маркеры? Маркеры нужны?
— Неси и маркеры.
Я так и подпрыгнул от восторга и счастья — еще и маркеры будут!
— И… сметану, — прибавил вдруг Мишка.
— Что?
— Помнишь, ты говорила, что у тебя в холодильнике просроченная сметана есть? В нашем магазине продали некачественную — твоя бабушка, ты сказала, все убивалась и решила, в конце концов, ее коту скормить. Скормила?
— Не знаю. Но думаю, нет.
— Тогда неси, если не жалко.
— А зачем тебе?
— Я собираюсь мириться со своим велосипедом, не забыла еще? Как, по-твоему, я это сделаю, если сначала не задобрю его. Надо его подкормить.
— Ты собираешься кормить свой велосипед сметаной? Как?
— Узнаешь. Чуть попозже. Всему свое время. Сметаной — и не только. Есть у тебя еще что-нибудь из продуктов, ненужное?
— Какао.
— Тоже просроченное?
— Нет, но я его терпеть не могу — у меня от него сыпь. Оно уже месяц лежит. И пролежит еще раза в три дольше.
— Не тут-то было — мы его оприходуем. Какао лежит без дела. Неси! — Мишка, совсем уже оживившись, сделал короткий повелительный жест, после чего его пальцы, согнувшись, принялись в остервенении теребить пуговицу на рубахе, — и фломастеры, фломастеры не забудь!.. Я буду рисовать экю-ю-ю-ю, — протянул Мишка, повернувшись теперь уже ко мне, шутливо сложив губы трубочкой и выпучив глаза.
Но я не рассмеялся, а переспросил удивленно:
— Что-что ты будешь рисовать?
— Что-что… что-что… экю. Не слышал о такой валюте? Ее в скором времени собираются вводить по всей Европе. Единая валюта. Никаких больше франков, крон и тому подобной дребедени. Я нарисую несколько образцов экю.
— Но ты же обещал лиры рисовать!
— Нет, ничего подобного. Экю, только экю, никаких лир.
— Но ты же обещал! — снова повторил я.
— Нет-нет, значит, ты меня не так понял. Братец, ну скажи мне на милость, зачем нам здесь лиры, а? В нашем поселке-государстве — зачем нам лиры? У нас же здесь не Турция! Если бы была Турция… ха… ну скажи, Макс, ты что, захотел в турецкое рабство?
— Нет.
— Ну вот, значит, будем рисовать экю-ю-ю-ю.
Ничего никогда не бывало полностью по моему! Но я стерпел — а что еще оставалось?
IV
Олька принесла фломастеры и маркеры, уложенные в два отдельных полиэтиленовых пакета, тут и там перепачканных отметинами, — точками, длиннохвостыми запятыми или просто завитушками, напоминавшими макаронины, — случайного цвета и формы, бледными и давнишними, но кое-где и поновее; зеленую картонную упаковку с какао (чтобы порошок не просыпался на пол через щелочки, Олька положила ее на блюдце); высокий полупустой пластиковый стакан со сметаной, немного масла, сухарей и прокисшего вишневого варенья.
— Я подумала, будет мало того, что ты попросил. Принесла еще всякой другой снеди…
— Перевыполнила паек? Молодец, просто молодец.
— Там даже и еще есть, так что если тебе надо…
— Нет-нет, вполне достаточно. Вполне. Бабушка-то тебя не будет ругать?
— Да она все вечно забывает. Подумает, что выкинула или скормила.
— Ясно — значит, нам не за что волноваться.
— Ну, теперь скажи, как ты собираешься кормить велосипед? — снова спросила Олька.
Мишке в очередной раз удалось вызвать у нее любопытство, и уж конечно, зная это, никаких своих секретов он до поры до времени не откроет; уклончивый ответ.
