Еще пауза.
— Слушай, ну что я, в самом деле, загружаю тебя этими проблемами. Ты приехал отдыхать, а я…
Должен признать, мне показалось следующее: Мишка говорил взволнованно и откровенно, встревожено, но все же, не смотря на это, его тревога была скоро проходящей, — так человек тревожится о проблеме, которая касается его лишь косвенно.
И вот уже Мишка действительно смотрел на меня, улыбаясь широко и беззаботно, — как несколько минут назад.
— Ты заценишь, Макс: здесь просто замечательно жить.
— Почему вы не перевезли ее обратно в ваш дом? — произнес я; отстраненно.
— Кого?
Мишка нахмурился, потому как, видно, ожидал, что на его реплику я отвечу: «Верю», — или что-то в таком духе.
— Маму Свету? Она себя слишком плохо чувствует. Лежит на кровати и только жалуется с утра до вечера, что дочь свою редко видит. И еще икры просит.
— Что?
— Да заладила она с этой красной икрой — икры да икры дай. Маша ей уже несколько раз покупала, но как-то просто все это очень глупо, понимаешь? Просто удивительно, насколько странными становятся люди к старости.
— Ты имеешь в виду капризными? — спросил я.
— Пожалуй. Но ее-то все-таки окончательно состарила болезнь… Слушай, ты не подумай, что я осуждаю маму Свету. Как можно осуждать мать, которая просто хочет почаще видеть свою дочь. Которая мечтает о семейной заботе.
— Так может быть, все-таки лучше…
— Нанять дорогую каталку и осторожно перевезти маму Свету в наш дом?
Я кивнул, но, скорее, не давая этим понять, что да, мол, так и надо поступить, а в очередной раз отстраненно и только подтверждая, что Мишка понял мой намек; а значит, кивнул почти равнодушно.
— Я уже предлагал Маше три раза.
Мишка произнес эти слова резюмирующе. Я посмотрел на него — ожидал, что он и дальше будет говорить, но Мишка уже смотрел на водителя такси.
Наконец, я спросил:
— Ты давно здесь?
— Чуть больше пяти лет. Ты что, и не узнал, когда я уехал? Тебе не сказали?
— Я просто забыл, — соврал я.
Такси остановилось.
— Мы приехали, выходи, Макс…
Мишка обосновался в двухэтажном коттедже, бетонном, с рыжей черепичной кровлей — и сразу я припомнил землю в сквере, который мы проезжали по пути, — цвет был почти идентичным.
Дом стоял в отдалении от дороги; справа — четырехзвездочный отель и теннисный корт; слева, метрах в пяти, начинался крутой спуск с порослью лиственниц.
Когда мы подошли к дому, я остановился и принялся осматриваться.
— Ну и как тебе? — стоя возле дверей, Мишка смотрел на меня.
Выражение лица у него было не просто удовлетворенным, но и каким-то подкупающим, словно бы он, показывая мне местные достопримечательности, приготовил какой-то «презент на закуску»; и удовлетворен он был, как если бы этот презент уже действительно сработал, и Мишке и впрямь удалось удивить меня.
Мой блуждающий взгляд несколько раз уже остановился на маленьком кусочке моря, который выглядывал из-за деревьев, — две верхушки лиственниц и светло-голубой драгоценный камень, «налитый» в треугольное углубление между, — казалось, он замер, и только три свежих солнечных эллипса, усевшиеся на его поверхность, постоянно меняли свой размер и становились частью друг друга, — и так я узнал, что море все-таки находилось в движении.
Я чувствовал расслабление в плечах и приятное покалывание — против воли.
Я растянул губы.
— Как мне?.. — я, конечно, не прибавил слова «что» — не хотел делать вида, будто не понял, о чем Мишка меня спрашивает.
— Ты опять отвлекся?
На сей раз мне и впрямь захотелось поправить его: «улетел в другое измерение», — но я, разумеется, промолчал.
— Нет, — я снова посмотрел на «драгоценный камень»; три солнечных эллипса, сильно увеличившись в размерах, превратились в несфокусированный трилистник.
— Ты уже отдыхаешь? Если еще нет, то скоро начнешь, Макс. Это я гарантирую. Здесь почти каждый день бывает какое-нибудь чествование или праздник.
Я вспомнил флаги на мосту и ступенчатый постамент; и музыку в радиоприемнике, который стоял возле среднего флагштока.
III
В доме я увидел много сверкающего кафеля, белого и зеленого, с колючими беспорядочными пятнышками более темной зелени, в которых застывали капли солнечного света: стены прихожей, пол гостиной, и через смежный проем над фрагментом дубовой спинки кровати все тот же кафель — как будто по стенам комнат были протянуты мозаичные цепочки, — и я подумал о зеркалах.
