- Ты зря так с ней, - начал урезонивать юношу Петрович, когда они остались одни. - Святая женщина. Ребята за ней тянуться - за родителями не так. Школу из ничего подняла. Пацаны опять к знаниям потянулись. А то, знаешь, совсем уж было… А, знаешь, везде так.
- А чего директор - то? Чего она?
- Чудак! Они и есть директор.
- Ну, тогда ясно. Знавал и я одну такую же "святую". Детдом поднимала. Поднимала-поднимала, пока женишка солидного не приметила. А охмурила старого дурня - тут же всё и бросила.
- Да, бывает, - согласился Петрович. - Но наша не такая. Да ты сам убедишься. Теперь вот что. Пойдём, поедим, потом посмотрим, как это по нынешнему? Во! Прикид тебе на вечер. Ну, не в этом же идти!
До чего же всё-таки люди уважают настоящую музыку и её исполнителей. Вот уже и Петрович резко изменил отношение к незнакомцу. Кто он - всё ещё неизвестно. Но что не злодей какой - уже стало ясно. Ну, не может, просто по определению не может маэстро быть негодяем. Нет, негодяем, наверное, может, а злодеем- никогда.
Отвлечёмся, пока Максим с лесничим идут от клуба к дому Петровича. Опять рояль в кустах? И уже почти дословно? Я спрашивала потом у Макса об этом. Он задумался и улыбнулся своей милой. обаятельной улыбкой. (Не могу быть беспристрастной - я была влюблена в него. Впрочем, почему - в прошедшем времени?).
- Знаешь, я о многом не успевал подумать. Об этом - тоже. Но кажется мне, что эти способности появлялись под события, а не события подстраивались под новые способности. И тогда - тоже. Если бы заперли с лошадьми, может, проявилось бы что жокейское, на лакокрасочном складе - появился бы талант художника. Наверное, так.
И я ему поверила.
Пока шли к дому, Макс успел рассмотреть компактную постройку посёлка. Рождением своим он был явно обязан строительству железнодорожной магистрали. Когда от неё протянули ветку сюда, считалось, что здесь будет разрабатываться крупное месторождение какой-то руды. Потом, оказалось - овчинка выделки не стоит. Пока. Есть поближе и подешевле. Но тоже - пока и немного. Вот и заморозили добычу. И ветку. И посёлок. Но люди остались. И местные, то есть коренные потянулись. Есть жильё. Богатейшая природа. Многие переквалифицировались по лесной части. Что от мира оторваны - оно при нынешней напряжёнке и к лучшему. Только вот, событий реальных мало. Конечно, телевизоры там, спутниковые антенны, мобильники, но это всё, как Райкин говорил: "Кое - что есть, но… не то". Особенно молодёжи трудно. Несколько просветив Макса об особенностях местной жизни, Петрович вновь попросил юношу не отказываться и показать молодёжи "настоящую музыку".
- Боимся мы за них. Такую жуть на своих вечерах крутят, что собаки воют. Директорша наша у спонсора инструменты выпросила, чтобы ребята учились. Научились! И тоже самое. А нам: "Вы не понимаете современной музыки!" Это мы - то! Сами не в средневековье родились. Но эти нынешние речитативы с завываниями! В общем, не развлечения ради. Договорились? Вот и лады.
Дом Петровича находился в конце посёлка. "Специально поближе к лесу" - объяснил хозяин. Ну, дом как дом. Палисадник. Во дворе - пусто
"Ничего не сажаю, всё лес даёт. А чего не даёт, докупаю". Здоровенная лохматая псина вылезла из будки, завиляла хвостом и хромая, двинулась к хозяину.
- Ты не бойся. Она у меня умница. Если кто со мной, значит - друг. Не гавкнет даже. А так. Видишь - хромает. На медведя ходили.
- На медведя?
- Потом шкуру покажу. Это, конечно, не то, что предки - с рогатиной, но всё равно. Вот… Так мой Артур в зад косолапому вцепился и не отпустил. Тот, уже падая, его и придавил. Я думал, было - всё, конец псине. Ан нет, аклимался. Вот только лапы задние волочит. Уже не охотник. Да и не сторож - больше как это правильно, сигнальщик. Да разве выгонишь?
Рассказывая эту историю хозяин гладил отважную псину а та, словно понимая, что о ней разговор, косилась на Макса - как воспримет?
- Добрый пёс, - погладил Максим лохматое создание. Если бы это знакомство состоялось пораньше, уже завтра утром Этот Артур смог бы вновь пойти с хозяином на охоту. А так - только посочувствовать. Пёс прижался к колену юноши и вдруг лизнул обгоревшую кисть его руки своим тёплым шершавым языком.
