С именем Клавдия Галена (ок. 129-199 гг.) связано еще одно упоминание о христианах, причем в положительном свете, что уж совсем не характерно для позднеантичной нехристианской литературы. Правда, то сочинение Галена, в котором содержалось это упоминание, – комментарии к диалогу Платона «Федон», – не сохранилось, но интересующая нас цитата дошла в передаче христианских авторов, главным образом сирийских. У них эта цитата приобрела почти апологетический вид: «Народ, именуемый назарянами, создал свою доктрину на загадочных указаниях и чудесах. [Настолько] уверенно следуют они по этому пути, что они не хуже подлинных философов» (Агапий Манбиджский. Книга истории (по изданию Л. Чейко), с. 180-181); «Я видел этих людей, которых называют назарянами и которые верят в божественные знаки и чудеса, и в этом они поступают ничуть не хуже подлинных философов» (Абу-л-Фарадж (Бар Эбрей). Хронография, 53). Далее в приводимой цитате говорится о том, что назаряне (=христиане) соблюдают пост и молитву, проявляют умеренность в еде и питье и избегают неправедных дел; среди них есть такие, которые не оскверняет себя связью с женщинами. Последнее замечание Абу-л-Фарадж комментирует так: «это описание монашеской жизни, которая стала известной после Вознесения Господа нашего, в течение одной сотни лет».
Комментарий такой заставляет усомниться в аутентичности приводимой цитаты. Во II веке монашества как такового еще не существовало. Но даже если в некоторых христианских группах и практиковалось нечто подобное (как свидетельствует Афинагор в «Прошении», 33), вряд ли Гален стал бы отзываться об этом с похвалой. Он не был сторонником безбрачия и прочих ритуально-догматических ограничений. Стоит добавить, что в нехристианской литературе христианские монахи впервые упоминаются в связи с разрушением Серапеума в Александрии Египетской в 395 г. Либаний (314-393 гг.) отзывается о них как об алчных грабителях (Речи, XXX, 8), а Евнапий из Сард (347-414 гг.) в своем «Жизнеописании софистов» представляет их воинствующих суеверов, «почитателей могил» и «собирателей костей», «преступников в черных одеждах», нашествие которых предсказывали в свое время благочестивые мудрецы-философы (VI, 11, 6-12). Понятно, что высказывания Либания и Евнапия – это болезненная реакция приверженцев традиционной религии на повсеместное торжество христианства в Римской империи. Но в свое время таким же традиционалистом был и Гален, хотя он и не примыкал к какому-то определенному учению или школе, держался ото всех особняком и старался быть независимым мыслителем.
В тех сочинениях Галена, которые сохранились на языке оригинала, мы видим, что он нелестно отзывается об иудеях и христианах, объединяя их под обозначением «последователи Моисея и Христа», «школа Моисея и Христа». Критикуя современные ему философские школы за слепой догматизм, Гален сравнивал этот догматизм с приверженностью иудеев и христиан своей вере, замечая, что «легче переучить последователей Моисея и Христа, нежели врачей и философов, которые держатся за свои школы» (О разновидностях пульса, III 3). «Учение Моисея и Христа» для Галена, – это по сути дела одна и та же религиозная система, основанная на бездоказательных положениях и непререкаемых догмах.
То обстоятельство, что Гален не отделял христиан от иудеев, усиливает сомнение в аутентичности цитаты, приведенной Агапием и Абу-л-Фараджем. Если Гален писал что-то подобное, то скорее всего писал о христианах и иудеях вместе, об общей религии Моисея и Христа. Однако утверждать этого нельзя. Во времена Галена христианская Церковь уже представляла собою общеизвестную и достаточно могущественную организацию, заслуживающую особого внимания.
Р. Вальзер так реконструировал означенную цитату: «Большинство людей неспособно следовать за аргументированным положением; поэтому они нуждаются в загадочных рассказах, обещающих награду или наказание в будущей жизни. Именно это мы наблюдаем у людей, называемых христианами: их вера состоит из притч и чудес; однако, иногда таким же образом действуют и иные из философов. Из-за их (христиан) страха перед смертью, присутствующем всегда, проистекает их самоограничение в половом общении. У них есть не только мужчины, но и женщины, которые воздерживаются от полового общения в течение всей своей жизни. Они также ограничивают себя в еде и питье из-за стремления к справедливости, и в этом поступают не хуже подлинных философов»
