…Пожилая, с благородно-седыми волосами, собранными в пучок по моде конца минувшего века, женщина неподвижно сидела в углу галереи, почти безразлично наблюдая за хаотичным движением посетителей, которые то мерно переходили от полотна к полотну, то задерживались, то возвращались, надолго замирая возле какого-то из них. Время от времени к ней кто-то подходил, в цветистых фразах выражал свое восхищение, рассыпал похвальбы и комплименты. Женщина выслушивала любезности с быстрой, иногда усталой улыбкой, легко, иногда даже, казалось, небрежно кивала в знак благодарности, но самые внимательные могли бы сразу сказать, что мысли ее далеко, и долгожданный триумф ей, похоже, радости не доставляет: почему-то принято автору присутствовать на открытии персональной выставки, вот и вынуждена она соблюдать эти нелепые условности.
А женщина действительно вспоминала старого мольфара, одиноко жившего на окраине крохотного гуцульского села; его руки, покрытые старческими пигментными пятнами, и глуховатый голос, временами напоминавший шелест осенних листьев на резком ветру.
«А ведь прав был старец… Как он был прав… Понял меня сразу и окончательно. Сколько лет уже прошло, но до сих пор не могу осознать, благодарна ли я ему за это?..»
