За ужином Берти отказывается от десерта и придвигает свой стул к очагу. Он что-то записывает в своей тетради, которую он большими буквами подписал: «Инвентаризация», а сзади отметил «Новая».
Ну все, хватит! Я встаю и выхватываю у него тетрадь из руки. Берти орет как оглашенный, прыгает вокруг меня, колотит меня по плечам и груди, мне приходится защищаться от него одной рукой. В это время я открываю тетрадь и читаю вслух отцу и матери: Холодильник. Робастный цвета антрацита. Инвентаризация из «Рая».
Я показываю матери и отцу таблицу с числами от одного до десяти. И карту: гора, лес и дом с забором, неловко раскрашенные цветными карандашами. Берти наконец перестает орать и стихает. И опускается на корточки перед огнем. Мне его тут же становится жаль, и я, по совету отца, отправляюсь в свою комнату. Пусть Берти думает, что меня наказали. На самом деле, это отца следует наказать, я так думаю.
Наутро Берти вдруг становится таким добрым и дружелюбным. Хорошо ли я спала? Судя по виду, отдохнула. Не подержать ли ему для меня дверь «мерседеса», а то я, чего доброго, зазеваюсь и уроню в лужу наши списки? По дороге в долину Визенталь он спрашивает отца, не объявить ли меня в этом месяце снова сотрудником месяца? Ну и пусть, что второй раз подряд. Я ведь лучшая Ассистентка.
Пока мы с отцом в «Раю» разгружаем багажник, Берти куда-то исчезает. Потом объявляется в секторе с газовыми плитами. Он стоит и пинает ногой стеклянную бутылку, и она крутится и отлетает в направлении сектора ванн. Берти шныряет дальше, не отрывая глаз от земли. Он сворачивает в сектор колесных дисков и является снова, когда мы с отцом поднимаемся в контору, и сверху я вижу, что он продолжает свои металлические наблюдения. Берти сидит в секторе кухонных приборов и кидает камешки в стекло духовки, разговаривает сам с собой и, наверное, опять начал говорить задом наперед, как тогда. Когда вернулся из больницы.
В кафе я предлагаю ему мой кофе с ликером, но Берти отказывается и, наоборот, придвигает ко мне свою чашку со словами «Кое-что для Ассистентки». Он-то сам, видите ли, всего лишь Специальный и совсем не важный. Да и вообще, чем он таким отличился? Ну, оставил руку в недрах машины. Без него предприятие ничего не стоит, уверяет отец. Ах, нет, отвечает Берти, он так, расходный материал, заменяемая деталь, а великие планы составляют другие.
Потом встает и просит его извинить. Шныряет между столами, повесив голову и даже не бросив на нас взгляда, лишь иногда смотрит на горы, которые обрамляют небо у нас над головой.
Наша профессия, говорит отец по дороге домой, означает много боли. Но мы должны переносить эту боль. Таков закон предпринимательства.
А мы не можем переселиться за Вогезы, а не в Новую Зеландию, спрашиваю я за ужином. Что! Вопит Берти и вскакивает. Он носится туда-сюда по кухне и хватает ртом воздух, как рыба. В Новой Зеландии лучшие пляжи, кричит он и жестикулирует единственной рукой.
За Вогезами они тоже есть, отвечаю я. И туда можно отправиться немедленно.
Отправиться немедленно? Берти смотрит на отца и смеется. Весной мы уедем в Новую Зеландию! С какой стати нам еще куда-то отправляться?
Сядь и ешь, командует отец. Берти садится и тычет ложкой в свой томатный суп.
В Новую Зеландию каждый из вас может взять с собой кого захочет, говорит отец. И ты тоже, обращается он ко мне. А до тех пор у каждого своя работа.
Я хочу ему сказать, что мне больше хочется пересечь Зону и попасть за Вогезы, чем в Новую Зеландию. Но отец не расположен к разговорам. А после ужина я всем говорю «Доброй ночи» и «Сладких снов» и ухожу в свою комнату.
Ночью в стекло стучат камешки. Под моим окном стоит длинноносый Тимо.
Пошли со мной, шепчет он. У него подготовительный рюкзак и налобный фонарь. Он поднимает свитер и светит лампой себе на ребра. Они покрыты новой живописью, которая затмевает всю предыдущую, это целая карта обоих полушарий.
У пруда я беру его за руку. А он опускает голову мне на колени. Решение принято: бежим вместе. Еще пару дней, прошу я. Мне надо собрать свой собственный приготовительный рюкзак.
