1980 год
Испорченный телефон
Испорченный телефон — это игра, в которой каждый по кругу шепчет соседу на ухо задуманное слово. Из-за дефектов дикции и слуха нашептанное первым игроком слово отличается от того, что выкрикивает последний, например, первый сказал «иллюминация», а на выходе получилось «изюм». А если усложнить игру и нашептывать не слово, а целую историю, то на выходе получается совсем другая история, с иным смыслом.
С водворения Нины в семью Смирновых прошло три года. В отношениях Нины с ее приемными родителями не изменилось ничего, и все изменилось. Совместная жизнь девочки, не желающей конфронтации и конфликтов, и взрослых, не стремящихся ее обижать, не подразумевает сильных чувств. За три года Нинины чувства как будто смазались, стали менее интенсивными, как краска, разбавленная белилами. Она уже не так истерически боялась Андрея Петровича и не так отчетливо ненавидела Ольгу Алексеевну.
Страх перед Андреем Петровичем, постоянная неловкость, нежелание себя навязывать, стремление стушеваться превратились в понимание, что раз уж она никто в его сердце, то ей нужно заработать его одобрение. Нина спокойно, благожелательно и кратко рассказывала о своих делах, если он спрашивал, но никогда не обращалась к нему первой, НЕ ЛЕЗЛА.
Андрей Петрович — иногда в мыслях она называла его «папа» — всегда задавал ей один-единственный вопрос: «Какие у тебя отметки и как твои успехи в спорте». Отметки у Нины были хорошие, она училась хуже Алены, не была блестящей, но была твердой «хорошисткой», устойчивым середнячком. И в этом году, в восьмом классе, — четверки в первой четверти, четверки во второй четверти, четверки в третьей четверти — нечего стыдиться.
И в спорте у Нины были успехи. Вскоре после того, как Ольга Алексеевна отдала ее в школу, Нина сама — сама! — дошла по Фонтанке до Невского, перешла Аничков мост, нашла Дворец пионеров, — и поступила в секцию легкой атлетики, а затем перешла на фехтование. И там она не хватала звезд с неба, но за несколько лет заработала разряд и право участвовать в ежегодном турнире.
Отвечать на вопросы Андрея Петровича было легко и приятно, и это, наверное, лучше всего повлияло на их отношения, — «папа» был ею доволен, и иногда Нина ловила в его взгляде — сначала на нее и затем на Ольгу Алексеевну — что-то вроде «вот видишь, она нас не подвела».
Что было бы, не окажись Нина «хорошисткой», спокойным середнячком, за которого не стыдно? Если бы у нее оказался дурной характер, если бы она плохо училась, не росла здоровой, спортивной, непритязательной и не требующей особых забот девочкой, не красавицей, но весьма приятной… осталась бы дичком, озлобленным, некрасивым, болезненным, туповатым, злобно плюющимся словами, не принятыми в приличном обществе?.. Тогда все бы не так славно сложилось. Родные дети могут быть какими угодно, а приемные дети обязаны быть приемлемыми.
Что же касается ненависти к Ольге Алексеевне… Ненависть трудно сочетать с повседневной жизнью. Чтобы ненавидеть женщину, которая печет оладьи на завтрак, — всем, но и тебе тоже, гладит школьную форму, лечит от гриппа… чтобы ненавидеть, каждую минуту думать «я отомщу», нужно иметь внутри себя яростно работающий злой моторчик, а у Нины такого моторчика не было.
Ненависти не было, но и полюбить Ольгу Алексеевну у Нины не получилось, поверить, что Ольга Алексеевна полюбила ее, не получилось тоже.
Ольга Алексеевна не допускала ни малейшей несправедливости, ни тени неравенства, — домашние обязанности делились строго на троих, карманные деньги, одежда — всем одинаково, Нина была одета из того же распределителя, что Алена с Аришей. Ольга Алексеевна покупала вещи, как в известном фильме: сумки югославские — три, куртки финские — три. Но она никогда не обнимала ее походя, как девочек, не трогала губами лоб, не шепталась с ней, как с Аришей, не любовалась, как Аленой. В сущности, Нина росла в семье, но сиротой, без мамы.