Весь месяц у них с Ильей не было любви, для них это было невероятно, невозможно. Фира в своих вечерних кружениях «сад-комната-веранда» обходила мужа — мимо него, к Леве, поцеловать лишний раз, пошептаться. Ложилась спать, когда Илья, устав ее ждать, засыпал, а днем Фира была от него в безопасности — снятая дача не предполагала интимности. Наверное, она его наказывала. Но во всей этой мучительной, больной ситуации, в расстроившейся дружбе, в расстроившейся жизни виноват был Илья, — конечно, Илья!
Все это сумасшествие прекратилось так же внезапно, как началось. Кутельманы вернулись из отпуска, и началась прежняя НОРМАЛЬНАЯ жизнь «как всегда», без ночных метаний. Кое-что, правда, осталось — тайная любовь к Эмке. Спокойная любовь, чуть насмешливая, чуть печальная, не предполагающая никаких практических любовных действий. Как говорят: «Я не профессионал, я рисую для себя», так Фира могла бы сказать: «Я люблю для себя».
…Фаина рассказала, как необыкновенно красив Байкал, Фира рассказала, что Лева занимался теорией графов.
— …А как Таня? Есть какие-нибудь успехи? — спросила Фира. Специальным голосом спросила, с подтекстом: «Да, мой Лева — удивительный ребенок, а ты чем можешь похвастаться?»
Фаина удивленно на нее посмотрела, — не показалось ли, и, поймав мгновенно мелькнувшее в Фириных глазах удовлетворение, поняла — нет, не показалось.
Очень близкая дружба — коварная вещь. Тому, кто сравнивает и убеждается, что у него ВСЕ ХУЖЕ, рано или поздно захочется сказать «зато». Илья красивый… но это уже давно не аргумент…Что у Фиры «зато»?
…Зато — Лева, достижение семьи. Все, незащищенная диссертация, вечная коммуналка, все ее обиды перевешивались Левой. Если начать противопоставлять детей, если включить детей в общий счет, то в соревновании ПО ОБЩЕМУ СЧЕТУ Фира победила. Таня ничем не примечательна, ни красоты выдающейся, ни способностей, ни-че-го, а Левой можно любоваться как благословенным цветком, Лева необыкновенный ребенок, будущий великий математик.
* * *
С тех пор как Лева пошел в школу, никто уже не играл с ним как с умной игрушкой, профессор Кутельман занимался с ним математикой всерьез.
Кутельман подарил ему две книги: классическую «Что такое математика?» Куранта и Роббинса и изданные в 1948 году «Начала Евклида». Книгу «Что такое математика?» Лева любовно устраивал на ночь под подушку, словно строчки могли проникнуть в его голову во сне, а с евклидовой геометрией возникли проблемы — психологические.
Книга начинается с аксиом, постулатов, — принимаются на веру определенные вещи, например: «От всякой точки до всякой точки можно провести прямую линию», «Из всякого центра всяким раствором может быть описан круг». Реакция Левы была неожиданной, очень личностной — «а я не верю».
Лева наотрез отказался верить аксиомам, — нужно все доказывать, а не принимать на веру. Кутельман никогда не сталкивался с детьми (или взрослыми), отказывающимися верить постулатам, и эта независимость мышления очень его впечатлила. Он потратил много времени на уговоры — давай проверим, нарисуем циркулем окружности, натянем веревку и посмотрим, правильны ли постулаты… С эмпирическими доказательствами постулатов при помощи веревки Лева согласился, но все же один из постулатов — пятый — проверить было нельзя, можно только поверить. Поверить Лева не захотел, и Кутельману пришлось рассказать ему о неевклидовой геометрии, где две прямые, параллельные третьей, когда-нибудь пересекутся. Лева сказал: я понял, одна геометрия — это то, что мы видим, а другая, неевклидова, живет в другом, тайном мире. Эмма пришел в восторг, — Левина мысль, конечно, была выражена по-детски, но по смыслу совпадала с воззрениями великих современных математиков.
Иногда Кутельман брал Леву и Таню на прогулку. Любая прогулка превращалась в математику. Переходили Аничков мост — есть интересная задача Эйлера о семи мостах Кёнигсберга: мэр Кёнигсберга задал Эйлеру вопрос, можно ли пройти по всем семи мостам, не проходя ни по одному из них дважды. Для других мест находились другие задачи…Ну, а Таня? Таня то плелась за ними, то подпрыгивала впереди, а при случайно услышанных словах «окружность» или «переменная» физически ощущала, как голова наполняется ватой, но на папу не обижалась, понимала, что папе интересно с Левой.