Он долго шел по пустынной равнине и вдруг набрел на две железных полосы рельс, заржавевших, на прогнивших шпалах. Он некоторое время размышлял, но потом решил, что раз уж кто-то начал с ним эту кошмарную игру, то нужно идти до конца. Конца чего?..
Через десяток километров на башмаках появились первые дыры, а натертые ступни давно кровоточили. И он махнул бы на все рукой и завалился бы спать под первый попавшийся куст, если бы не увидел вдали какие-то циклопические строения. Что ж, возможно, там он найдет то, что ищет... Саах долго пытался понять, что же он ищет, но в конце концов оставил эту затею и положился на собственные ноги. И они привели его в город. Прошлепав по нескольким пустынным улицам, обходя опрокинутые трамваи и троллейбусы, он отчаялся найти хоть одно живое существо, завернул в какой-то подъезд, поднялся на второй этаж и забарабанил в обитую кожей дверь. Она услужливо отворилась. По квартире летали клочья пыли, в углах висела паутина. Он слишком устал, чтобы искать еду, которой, наверняка, не было и в помине, лег на кровать и тут же провалился в сон, не заметив некоего присутствия в окружающей атмосфере... Он почувствовал его еще при входе в город, какие-то слабые то ли мысли, то ли ощущения, тихая враждебность, которая как бы напрягалась, когда он продвигался сквозь нее, шагая по улицам. Но не обратил внимания на это; гнет усталости был гораздо ощутимее, чем какие-то неясные воздействия. Блаженное ощущение разливающейся по телу истомы, изгоняющей накопившееся напряжение, было неописуемо. Раскинув руки и закрыв глаза, он глубоко вздохнул и замер. Сон поглотил его...
Он был центром гигантской сети. Со всех сторон, изо всех углов стягивались сгустки мертвой пустоты, нависали над ним, сливаясь в зыбкую, колыхающуюся массу неясной формы. Он тревожно нахмурился во сне и перевернулся на бок. Масса над ним все росла, превращаясь в отрицание света, в полюс тьмы, в "тварь", созданную для разрушения. Спустился вечер. Зашло солнце. Большая масса, нависшая над ним, оформилась в шар, сознательно опустилась и накрыла распростертое на кровати тело...
Саах метался среди безмолвного гама, а темное напряжение нарастало, проникая в него враждебными щупальцами, паника, ужас, липкий страх подкатили к горлу и исторглись, рассыпавшись душераздирающим криком. Его криком. Он вскочил, эхо его собственного вопля разбегалось по кварталам, металось среди серых стен, поднималось к небу, достигло крайней точки и медленно затихло вдали. Комната стремительно сужалась.., оставаясь прежнего размера. Нечто сдавило его и попыталось проникнуть в грудь, голову, живот; он задохнулся и захрипел, заколотил ногами по постели, неуклюже перевернулся, упал на пол и, вскочив, сиганул в окно. Мир переворачивался, гасли звезды одна за другой, и то, что было Саахом, наполнялось чернотой, как вязкой смолой. Последняя надежда мелькнула искрой в гаснущем сознании и неожиданно вспыхнула, как оранжевый клинок спасения. Последний крик замер на устах: " Мать!!!..." "Это слово сияющим жалом вспучило деготь, и все его существо наполнилось как бы удушливым дымом. Что-то постороннее бешено сопротивлялось, пытаясь остаться в нем, зацепиться когтями, удержаться, но медленно отступало, не в силах противостоять огненному острию. Саах, спотыкаясь, изнемогая, несся по городу. Он был уверен, что если остановится и упадет, все будет кончено в один миг. Он тыкался, как слепой котенок, везде встречая эту "тварь", готовую броситься на него в любой момент и заполонить. Это было, как пустота, отрицающая жизнь. Она присутствовала в воздухе, который он вдыхал, и Саах хрипел, задыхаясь. Но слово, единственное родное слово, сияло в нем, разрывая клочьями ткань враждебной пустоты. Саах свернул на большую улицу. Он уже не бежал, а брел, еле волоча ноги, как муха в меду, готовый к собственной дезинтеграции.
Вдали появилась пара огней. Послышался гул мотора - первый посторонний звук, воспринятый им за прошедший день. Саах не сознавал, что кто-то, сидящий за рулем автомобиля, увидел его, дал газ, резко подрулил к обочине; завизжали тормоза, распахнулась дверца и голос, сладостный, родной, теплый, человеческий голос достиг его ушей:
