Он вдруг смолк: полковничья папаха была замечена им с досадным опозданием.
- Простите, товарищ полковник... Некоторым образом...
- Да нет, я тут ни при чем. Вот девушек бы пожалеть следовало. А так, что ж, сразу виден старый солдат!
- Потомственный казак, товарищ полковник. Терской линии станицы Червленной! - Усач явно обрадовался перемене разговора.
- Наш начальник милиции, - сказал Долинин. - Батя. Может, слышали?
- А, Батя! Тот самый Батя? - припоминал Лукомцев. - фамилия ваша, если не ошибаюсь, Терентьев?
- Так точно, товарищ полковник: Терентьев!
Начальник милиции молодцевато развернул перед ним грудь и поправил на боку тяжелую пистолетную кобуру чемоданного типа.
- Трофейный? - указал глазами Лукомцев.
- Под Федоровкой взял. Иду огородами, бой вокруг неслыханный, вижу немецкий обер-лейтенант...
- Действительно, неслыханная история! - рассмеялся Долинин. Четвертый раз рассказывает, и все по-разному. То под Вырицей это было, то в каком-то окружении - не знаю уж в каком, - то у шпиона отнял...
- Охотник и рыболов - отсюда и все качества! - сказал Солдатов тоном, по которому можно было судить, что он давно и бесповоротно утратил веру в правдивость слов терского линейца.
Удивительно было: одни из присутствующих в кабинете секретаря райкома несколько месяцев провели в немецких тылах в постоянной опасности, в стычках и походах, другие пережили долгую тревогу за них, а вот встретились наконец - и как будто ничего этого и нет, - шутят, острят, как в недавние мирные времена.
Беседу прервал вновь появившийся в дверях Ползунков.
- Машина товарища полковника готова, - сказал он.
Лукомцев поднялся, надел папаху:
- Ну, друзья мои, до свидания! Рад, что нашел тебя, Долинин. Будто дома побывал. А ты приезжай. Думаю, найдешь: на твоей земле стоим.
Выходя из комнаты, он хлопнул Ползункова по плечу:
- Разобрался наконец в папахах? То-то!
- Да уж извините, товарищ полковник. Сразу-то не узнать вас. Как-то посурьезнели вы за зиму.
- Ишь хитрец! Посурьезнели! Какую дипломатию развел. Говори прямо: постарел!
Проводив Лукомцева, Долинин сказал партизанам:
- Теперь отдыхайте. Помещение вам есть, харч обеспечен. Пару деньков погуляете, а там подумаем и о дальнейшем.
Когда остались вдвоем с Солдатовым, тот сказал:
- Подарок тебе. - И вытащил из кармана маленький вороненый маузер. Как, ничего игрушка?
- Замечательная! Спасибо. - Повертев пистолет в руках, Долинин спросил: - А кстати, Наум, откуда у тебя этот одноглазый?
- Виктор Цымбал? Пристал к отряду там, в тылах. Говорит, из окружения выходил. Глаз ему осколком еще в начале войны повредило.
- Документы есть?
- Свидетельство тракториста, кажется.
- Странноватый парень, Наум.
- Да что ты? Он с нами второй месяц. Славный парень, а не странноватый. Это именно он мост через Оредеж взорвал. Помнишь Информбюро сообщало? В налете на Сиверский аэродром участвовал, в рукопашные бои ходил - поглядел бы ты как! - даром что одноглазый.
- А знает его кто-нибудь из наших/
- Как его знать! Он из-под Волосова, в МТС работал.
Проводив Солдатова, Долинин позвонил начальнику районного отделения НКВД:
- Пресняков? Зайди вечерком, дело есть.
Часу в десятом вечера, когда усталый, не спавший две ночи Пресняков подумывал, не пора ли уже идти к Долинину, милиционер Курочкин привел в отделение человека в засаленном ватнике, в перевязанных телефонным проводом разбитых опорках и в старомодном, времен гражданской войны, красноармейском шлеме с шишаком.
- Второй раз, товарищ начальник, этого типа вижу, - сказал Курочкин. Как-то было, он под железнодорожным мостом путался. А сегодня, гляжу, на берегу возле канонерок что-то такое колдует в потемках. "Ты что тут?" спрашиваю. "Рыбки половить", - говорит. А какая тебе рыбка? Ледоход. И где снасть? Ничего нету.
- Терентьев где? - Пресняков недовольно поморщился. - Тоже, поди, рыбу глушит?
- Не могу знать, товарищ начальник. В отделении нету. Разве же иначе я бы повел этого гаврика к вам!
- Паспорт! - коротко приказал Пресняков.
Оборванец достал из кармана бумажник, извлек из него такой же, как и его ватник, засаленный паспорт.
