Мелиор получил то, чего так страстно желал. Ему был дарован мир, в котором он сможет жить согласно своим правилам. Ведь оставить Мелиора у себя Создатель уже не мог, поскольку желание всеобщего обожания противоречило сотворённому им. Творец не желал получать, он желал отдавать свою любовь и силу, желал создавать и даровать.
Теперь Мелиор жил далеко. Он жил в своём мире, дарованным ему Создателем. В мире с теми, кого успел наградить мыслью: «Почему он, а не я», с теми, кто впитал в себя всё его порочное учение и наслаждался тщеславием, алчностью, завистью, жадностью, гордыней. И все они задавали себе вопрос, один и тот же вопрос «Ну почему же он, а не я». И ещё один: «Я же могу лучше, почему меня не ценят».
Они молились Создателю, а жили по правилам, которые установил Мелиор. Они чувствовали, что были введены в заблуждение, но не могли понять, как и в чём. Но со временем многие находили ответ, и тогда Создатель открывал им путь из царства порока.
Это приводило Мелиора в неописуемую ярость, вызывало слепую ненависть к ничтожным мерзким, смертным, освободившимся от его мыслей. Он искушал их, убеждал в своей правоте, в том, что по–другому быть не может. А они, всё равно каким‑то образом обретали свободу.
Он метался над миром, контролировал происходящее, доказывал различными способами верность своих идей и снова заставлял задуматься окружающих о своём величии.
Иногда ему казалось, что убеждать больше не кого, все находятся в его власти, и даже хозяева домов для молитвы, начинали считать себя более правильными, а, следовательно, лучшими, принимая тем самым его основное правило.
И тогда, по необъяснимым причинам, Мелиору становилось противно и грустно. Он ни как не мог понять, за что их можно любить. И этот непонимание делало его ещё более несчастным.
В отчаянии он обращал свой взор к небу и кричал: «За что, за что ты любишь их больше чем меня». Но создатель отвечал, что это не так и любви его не известны понятия больше или меньше, и его он любит так же сильно, невзирая на все размолвки и противоречия.
И снова он метался над миром, не понимая, что же это за чувство, которое позволяет любить тех, кто презирает, все твои ценности и нарушает все установленные тобой правила.
Так проходила вечность…
И однажды когда его ненависти стало тесно в груди, сидя на вершине мира, он неожиданно для себя осознал, что во всех его бедах и неурядицах виновата некогда толкнувшая изнутри мысль. Ах, если бы он не дал ей возможность завладеть всем его существом, то никогда бы не испытал столько разочарования.
— Значит я, не настолько силён, что бы контролировать свои мысли? — подумал с тоскою Мелиор, — Или я не умею любить, так как любит он?». И вновь обращён его взор к небу…
Всё закончилось! И как только закончилось, и не было никаких сил переносить пустоту и бессмысленность, неожиданно началось заново. Природа определённо не терпит пустоты в нашем мире. Видимо слишком много запланировал для нас господь, что бы терять время на бездействие. Любая остановка — всего лишь короткий отдых, перевести дыхание, собраться с мыслями, распланировать своё будущее. Ничто не стоит на месте.
Илья давно находился в состоянии необъяснимой печали. В медицине такое состояние называют депрессией, или психозом. Люди, страдающие подобными расстройствами, считаются ненормальными. Не сумасшедшими, а именно ненормальными, так как норма состояние большинства, которое не склонно к длительному периоду уныния. Остальные же, считаются отклонением от нормы, но в отличие от сумасшедших имеют несравнимо больше шансов восстановить первоначальный статус.
Конечно, практически все люди нередко прибываю в плохом настроении, но это, как правило, состояние кратковременное которое сменяется радостью или весельем. Люди же ненормальные прибывают в плохом расположении духа, так долго, что даже перестают понимать, действительно ли им тоскливо, а состояния радости просто перестаёт для них существовать.
Для окружающих душевное расстройство Ильи никаких трудностей не вызывало, поскольку он не желал выставлять на показ свой внутренний мир, и тщательно скрывал свою неудовлетворённость, но разговоры о том, что он изменился, и стал не таким как прежде, не смолкали.
