— Хорошо, что я не тиран, когда дело касается личного. — Голос Картера так неожиданно прозвучал сзади нее, что она вздрогнула и пролила чай на пол. Макси притворилась, что не заметила этого.
— О, мистер Ричардсон. Привет. Я подумала, что вы ушли вместе со всеми. За ужином Люсинда объявила, будто бы вся компания отправляется в ближайший бар отметить приезд.
— Как видите, я не пошел. Мне надо поработать.
Стоя напротив Макси, он выдвинул из-под стола стул и посмотрел на нее. Вот снова она почувствовала, как по спине пробежал холодок, и пожелала, чтобы он не имел такого магического влияния на нее. Все грегори дугласы мира, все завзятые донжуаны и сердцееды не могли бы встревожить ее так, как он. Все они могли ей нравиться или не нравиться, только когда она сама этого хотела. И, конечно, ей было удобнее, чтобы Картер ей не нравился, но внутри у нее горело желание узнать, что же скрывается за этими темно-карими глазами, приятной улыбкой, стройным, мускулистым телом. Таким ли он был на самом деле, за кого сам себя выдавал?
— Вы так и будете стоять весь вечер, уставившись на меня, или позволите мне взяться за работу? — требовательным тоном заявил он, выводя Макси из состояния оцепенения. Она покраснела, как будто бы он прочитал ее мысли. Он засмеялся, еще больше вгоняя ее в краску.
— Даже в вас, Максин Хантер, скрывается женщина, смущенная тем, что ее застигли за подсматриванием в замочную скважину. Не бойтесь, на этот раз я не буду вас наказывать. Нашли что-нибудь интересное?
«Конечно, я нашла: пьесы Шекспира, Мольера, Шоу!»
— Да нет, ничего особенного. Вы можете садиться и работать.
Она повернулась, чтобы выйти, но Картер взял ее за руку и повернул к себе лицом. Он сделал это почти нежно.
— Вы знаете, какие у вас замечательные зеленые глаза? — спросил он, не снимая руки с ее плеча.
Макси думала, что ему ответить, и упустила момент. Она ничего не успела сообразить, как он наклонился и прикоснулся губами к ее устам. В этом поцелуе не было страсти, но он нежно обнимал ее за плечо, а его рука чуть касалась ее спины. И только когда это произошло, Макси поняла, что ее поцеловал Картер Ричардсон, мерзавец, подлая свинья и как там его еще называли. Она могла оттолкнуть его, ударить, закричать на него или просто проигнорировать. Что вызовет у него большее раздражение?
Макси решила не обращать внимания. Он отпустил ее и стоял, глядя на нее, пока Макси наконец не смогла заговорить. Она боялась, что ее голос прозвучит надтреснуто.
— Они мамины.
— Что? — удивленно спросил он.
— Глаза, — произнесла Макси ледяным тоном.
Повернувшись, она медленно пошла. Как актриса, она играла роль, но как Макси Хантер, она хотела исчезнуть, испариться, улететь. Макси заставила себя остановиться и сорвать цветок петунии из корзинки.
— Между прочим, — сказал Картер, усаживаясь в кресло. — В среду мы открываем сезон комедией Шекспира «Как вам это понравится». Может, хотите прочесть ее между делом?
Оборачиваться она не стала. «Прочесть ее? — подумала Макси. — Да я смогу ее продекламировать». Но, срывая другой цветок, произнесла:
— Я постараюсь.
Она не стала утруждать себя чаем и рано пошла спать. Переодевшись, Макси неожиданно оказалась перед зеркалом. Раньше она не замечала, что у нее удивительные глаза. Впрочем, нельзя верить комплиментам этого Картера Ричардсона. «Банальные пошлости», — успокоила она себя и легла в постель.
На следующее утро Макси проснулась очень рано и, чтобы не разбудить Картера Ричардсона, тихонько прокралась мимо его двери, спустилась вниз и выскочила на лужайку. Трава была покрыта поблескивавшей на солнышке росой. Тепло, но влажно. «Наверное, к вечеру пойдет дождь», — подумала она. Если не гостям, то саду дождь будет полезен. Ступая на дорогу, Макси вытянула руки и в этот момент увидела Картера, стоявшего перед воображаемой сценой. Ей показалось, что он не замечает ее, и она решила понаблюдать за ним. С взъерошенными и непричесанными волосами, в майке и джинсах, он босиком стоял на влажной траве, скрестив загорелые руки на груди. «Задумался или еще не проснулся», — решила Макси. Она снова пришла к мысли, что он не соответствовал ее представлению об удачливом бродвейском режиссере. Вставал он рано, безразлично относился к своей внешности, был задумчив — и именно поэтому трудно было поверить сплетням, которые злые языки распускали о нем.
