— Пощупай, какая холодная. У нас у всех так в семье: и руки холодные, и ноги. Нет, ты только пощупай.
— Я бы на твоем месте к врачу пошла.
— А я что, не ходила? Он говорит: у тебя с щитовидкой не в порядке, поэтому и руки такие холодные, и запоры все время. Ну, надавал мне таблеток, а я их и принимать-то забываю. И кожа, говорит, у тебя сухая тоже из-за щитовидки.
— Не напоминай мне про сухую кожу. Я так из-за нее мучаюсь — прямо взяла бы и залезла в ванну с вазелином.
Тут с экрана грянула музыка, заглушившая дальнейший разговор, а когда она затихла, пожилой господин уже катил домой в своем «феррари». По дороге он прихватил какую-то девицу, голосовавшую на шоссе, и теперь трахал ее — какой же это было по счету раз? — в деревенской гостинице. И эта сценка тоже была будь здоров. Интересно, насколько она возбудила вильбреток? Прислушавшись, я разобрал:
— А я залепляю их на ночь салициловым пластырем, а утром делаю теплые ванночки, пока кожа не смягчится, а потом тру эти мозоли пемзой. Сходят моментально.
Мозоли! Да как же можно думать про какие-то мозоли, когда эта парочка такое вытворяет на экране! Снова появились жена с блондинкой, а вильбретки тем временем начали шептаться о стрессах — эти стрессы на каждом шагу, из-за них-то и происходят нарушения функций кишечника, сердцебиение и головные боли. Днем я мог бы поклясться, что эти вильбретки здоровы и бодры, сейчас же плохо понимал, почему они еще не на больничной койке. Выяснив, что физически обе они — полные развалины, вильбретки обсудили, какие надо делать упражнения, чтобы линия подбородка была твердой. На экране девица — уже новая, — вытащив из штанов пожилого господина его член, стояла и смотрела на него, облизываясь, а одна из вильбреток рассказывала другой, как она сперва подводит веки коричневым карандашом, а потом сверху наносит фиолетовые тени, на что та отвечала, что она кладет перламутровые тени, но только посередке и самую малость — чтобы получился переливчатый колорит. В то время как пожилой господин приближался, с грехом пополам, к дому, а его жена доводила блондинку до исступления, вильбретки мирно болтали о массаже лица, картофельной диете и удалении волос с тела. Когда, наконец, пожилой господин переступил порог своей виллы на морском берегу, блондинка уже вконец распалилась; недолго думая, он разделся и набросился на блондинку сзади, одновременно лобзая свою жену, которая крутилась у него под боком. В этот самый момент вильбретки обменивались рецептами шоколадного суфле.
Да что же это такое? Почему вильбретки рядом со мной прямо-таки корчатся от страсти, а те две ведут себя так, словно они девочки-скауты, беседующие по душам около костра? Нет, что-то здесь не так, подумал я, надо это обмозговать, но Вильбер лишил меня такой возможности: приподнявшись на подушках, он помахал нам рукой. "Коммуникация, старик, — произнес Вильбер, — межличностные, понимаешь, отношения — словом, пора в баню". Я не вполне уловил его логику, но все вильбретки поднялись, и мы пошли в сауну, оказавшуюся одной из главных достопримечательностей дома. Огромное помещение, в котором места поваляться хватило бы и полсотне людей, было разделено на кабинки; Вильбер направился в одну из них, я — в другую, и с каждым из нас пошли по три вильбретки. Меня начали тереть какими-то особыми губками, поливая водой по мере поступления пара; из динамиков звучали песенки о любви и страсти. Когда мы смотрели кино, мои вильбретки довели меня чуть ли не до оргазма, а потом, в самый решающий момент, вдруг забили отбой. Неужели сейчас повторится то же самое? Нет, напрасные страхи. В то время как одна из вильбреток меня целовала, а другая терла мне грудь, третья взяла мой член в рот. Где-то радом постанывал Вильбер. Потом две вильбретки помогли мне взобраться на третью, и я принялся за работу, а они меня массировали; потом под меня легла другая вильбретка, потом третья. Наверно, я издавал какие-то звуки, но до Вильбера мне наверняка было далеко: он ревел, словно бык. Так прошел час, затем вильбретки тихо удалились, а я задремал. Когда я проснулся, Вильбер сказал: "Пора баиньки, старичок", и, поддерживаемый вильбретками, шатаясь, вышел из сауны. Потом он еще два раза возвращался, как будто что-то забыл, — но, так и не вспомнив, что, уходил снова. Я сидел и не знал, остался ли я в сауне один или нет. Это же, впрочем, не знали и две вильбретки в соседней кабинке.
