Анна, понизя голос и краем глаза взглянув на мать, спросила:
— А ты где сейчас живешь?
Машинка застучала шибче, и Татьяна Михайловна в своих стареньких очках с маленькими круглыми стеклами и зыбкими проволочными дужками прильнула почти к самой ткани.
— Я все там же, с отцом, — Людмила в улыбке показала зубы, которые были у ней несколько великоваты. — Ничего, притерлись. Вторую комнату себе отхлопотали в том же бараке.
— Это у вас барак, не дом? — переспросила Катерина.
— Это так называется — барак. У нас как считается: если с фундаментом, то, значит, будет дом, а если без фундамента — то барак. Когда-то, конечно, так все вместе вповалку и жили, а теперь-то уж перегородили давно, а кто — уехал…
— Ну а отец твой? — поинтересовалась Анна.
— Отец? Можно сказать — хорошо. Тихий стал, смирился…
Анна подозрительно сощурилась, различив в ее словах оттенок гордости:
— Что значит «смирился»?
— А вот курить бросил: ему врачи запретили. Выпивает редко.
— Так в чем же смирился? — допытывалась Анна.
— Ну, может, я не те слова сказала.
— Вот то-то, что не те слова, — заметила Катерина. — Ну да это ладно. Ты о себе скажи, ты где работаешь-то?
Обрадованная, что неприятная заминка так легко окончилась, та повернулась быстро к одной и другой сестре, чуть смущенная:
— Я? Я теперь в торговой сети работаю…
— Да что ты?
— Да, в Мосторге.
Сестры изумились: по тем временам это значило очень много, и даже Татьяна Михайловна подняла голову от шитья.
— Так ты теперь полезный человек! — с своим грубоватым юмором пошутила Катерина.
Людмила кивнула:
— Если что — я пожалуйста. Я там, правда, не так давно, но если что нужно — сделать можно.
— Сделай, конечно. Для своих как не постараться, — веселилась Катерина. — Мы ведь свои все же, а?
— Да. А то так ни черта не достанешь, — сказала Анна, — такие очереди с утра прямо, только измучаешься вся.
— С утра особенно, — подтвердила Людмила. — Вчера при мне одного чуть не задавили дядьку. Он упал, бедный, забыл, что купить хотел. Отошел потом весь бледный. Вот какие дела.
— Вот стыдно ему было, наверно! — прыснула Катерина. — Бабы на ногах остались, а он упал! Я б на его месте со стыда сгорела.
Людмила наморщила лобик:
— Да нет, там не одни бабы были… Это как случится. Так завертит, бывает, что самой страшно делается, хоть и за прилавком стоишь. Когда двери открывают, а они бегут…
— А в каком отделе ты работаешь?
— В пальтовом… Ой, да что же я заболталась?! — спохватилась она. — Все говорю да говорю, а у вас ничего не спрошу. Вы-то как живете?
— Да у нас-то все в порядке, — ответила Анна. — Катерина вон диплом заканчивает и замуж выходить собралась… У меня тоже, тьфу-тьфу-тьфу не сглазить, — в лице ее отобразился мгновенный и суеверный страх, — все в порядке. Сын большой уже, в школу пошел.
— А живет все там?
— Да вот, жил здесь долго, а теперь Катерина замуж выходит, так им вроде тоже жить негде. Я его снова туда отправила.
Загрустив, она побежала на кухню за чайником, принесла, но разговора связного дальше почему-то не вышло. Людмила не знала больше что спросить, сама отвечала односложно, стала смущаться, взглядывала исподлобья, и скоро всем сделалось ясно, что пришла она не случайно.
Скоро беседа и совсем прервалась: наступила необычайная, предшествовавшая решительному объяснению пауза. Чувствовалось, что Людмила злится, не смея начать и теряя время. Потом, совсем взяв себя в руки, покраснев, призналась:
— А я к вам пришла вот за каким делом… Я тут тоже замуж выходить собралась.
Николай Владимирович, не прячась уже, подошел к двери, лишь сейчас поздоровался с невесткой и стал у косяка, как бы греясь возле печки. По тогдашнему закону ей нельзя было просто так выйти замуж, поскольку она считалась все еще замужем и для расторжения брака требовалась либо официальная похоронная, либо нечто вроде бракоразводного процесса, с обращением в суд и так далее.
Она объявила между тем сестрам, что зовут его Борис, что он мастер спорта и преподает в школе физкультуру и что живет он у них не в поселке, а познакомилась она с ним у подруги.
— Мы вроде бы сначала так встречались, — виновато поведала Людмила. — Я и не надеялась особенно, что он захочет: к работникам торговли, знаете, некоторые относятся не очень… Ну а потом он говорит: давай поженимся.
