— А какой же? Почти бывший?
— Не говори так!
— Наверно, право произнести эти слова принадлежит тебе. Вижу, они крутятся у тебя на языке.
Словно решив стереть улики, она провела кончиком языка по губам.
— Когда же ты впервые встретилась, познакомилась, столкнулась с Рейли?
— С преподобным Рейли. Точно не помню.
— Все ты помнишь. В тот день ты покрыла себя несмываемым позором. Это, конечно, мое личное мнение.
— Не спеши с выводами.
— Я не спешу. Я просто закипаю от ярости. И могу взорваться, если ты не скажешь правду.
— Что же мне теперь, по два раза на дню исповедоваться? — Она прищурилась.
— Кошмар. — Меня словно ударили под вздох. — Вот, значит, в чем дело! Час назад ты еще торчала в исповедальне, а потом не нашла ничего лучшего, как позвонить мне и сообщить это бредовое известие…
— Что за слово — «торчала»?!
— Хорошо, не торчала. Сколько времени ты провела в этой каморке?
— Недолго.
— А точнее?
— Полчаса. Час.
— А Рейли — отец Рейли — сейчас отдыхает? Должно быть, переутомился. За сколько же лет жизни во грехе ты успела покаяться? Ему удалось вставить свое слово? О Боге-то вспомнили хоть раз?
— Твои шутки неуместны.
— По-твоему, это шутки? Значит, ты его час удерживала взаперти, так? Готов поспорить, он сейчас освежается причастным вином.
— Прекрати! — закричала она, чуть не плача. — Я хотела поделиться с тобой радостью, а ты все испортил.
— Когда ты договорилась с ним о встрече? О той, самой первой встрече? Ведь наставление, видимо, занимает несколько недель, если не месяцев. Думаю, на первых порах говорил один Рейли. Отец Рейли. Верно?
— В общем, да.
— Назови только дату. Здесь ведь нет секрета?
— Пятнадцатое января, вторник. В четыре часа.
Я быстро прикинул кое-что в уме, оглядываясь на недавнее прошлое.
— Тогда неудивительно.
— Что «тогда неудивительно»? — Она подалась вперед.
— Это был последний из наших вторников, ты еще просила меня на тебе жениться.
— Неужели?
— Уговаривала бросить жену с детьми и уйти к тебе. Ага.
— Не помню такого.
— Все ты помнишь. И помнишь мой ответ: «Этого не будет». Как и во всех предыдущих случаях. «Нет». Ты сразу сняла трубку и позвонила Рейли.
— Почему же сразу?
— Неужели терпела целых полчаса? Или сорок пять минут?
Она потупилась.
— Час. Может, даже два.
— Допустим, полтора — поделим разницу пополам. Оказалось, у него как раз есть время, и ты отправилась прямиком к нему. Можно только порадоваться за Иоанна Крестителя, Иисуса, Деву Марию и Моисея. Ну, выкладывай.
Я схватил бокал и приговорил третью порцию спиртного.
— Рассказывай, — поторопил я, не сводя с нее глаз.
— Рассказывать нечего, — просто сказала она.
— Надо понимать, ты заставила меня ехать через весь город только для того, чтобы сообщить, какая ты теперь примерная католичка и как покаялась за пятнадцать греховных лет?
— Ну…
— Я жду, что упадет вторая туфелька.
— Туфелька?
— Хрустальный башмачок, который пришелся впору, когда я надел его тебе на ножку три года назад. Стоит ему упасть — и он разлетится вдребезги. А я полночи буду собирать осколки.
— Никак у тебя глаза на мокром месте? — Она опять подалась вперед и пристально смотрела мне к лицо.
— Да. Нет. Не знаю. Если это так, то ты, наверно, подставишь плечо мне под голову и начнешь гладить по спине — у тебя это хорошо получается. Ну, что еще?
— Ты сам все сказал.
— Странно. Мне казалось, я жду, что скажешь ты.
— Священник говорит…
— Мне безразлично, что говорит священник. Он вообще ни при чем. Что скажешь ты?
— Священник говорит, — продолжала она, пропустив мимо ушей мои слова, — что я, став его прихожанкой, не должна иметь никаких дел с женатыми мужчинами.
— А с холостыми можно? Какого он мнения на этот счет?
— Мы беседовали только о женатых.
— Ну вот, теперь почти все прояснилось. Ты хочешь сказать, что… — Я еще раз произвел в уме некоторые подсчеты относительно сроков. — Это было во вторник, предшествовавший позапрошлому: у нас с тобой дошло аж до драки подушками. Так?
— Кажется, да, — сказала она с несчастным видом.
— Кажется или точно?
— Точно, — сказала она.
— Иными словами, больше я тебя не увижу?
— Можно будет где-нибудь перекусить…
