Его разбудили рано, еще до рассвета. Кто-то уже одевался в комнате.
На кухне они пили кофе. Им прислуживала старуха. Их было четверо: Сергей, медноволосый парень — брат Марты, и еще два немца.
На улице их ждал КамАЗ с какими-то бочками в кузове.
Сергей и медноволосый сели в кузов. Машина тронулась. Сергей оглядывался на дом.
Из калитки выбежала Марта с распущенными волосами. Сергей привстал, но машина резко завернула. Пошли чужие дома.
Машина ушла в степь.
На востоке быстро выкатилось солнце.
Машина легко неслась по гладкой бурой степи. Слева остались автоматические нефтяные скважины. Насосы размеренно поднимались и опускались, как гигантские механические журавли.
Рядом на матрасе спал брат Марты. Сергей сидел хмурый, задумчивый.
Вдруг он потянулся и встал в кузове, держась за голубую кабину КамАЗа.
Воздух плотно ударил ему в лицо, в грудь, надул парусом одежду.
Сергей сожмурился и, открыв рот, закричал. Крик не выходил изо рта. Ветром ему полоскало щеки.
Он прислонился к борту и расставил в сторону руки. Их отбрасывало назад.
Машина неслась по шоссе. Сергей летел как птица.
В уйгурском совхозе КамАЗ свернул с трассы и подъехал к складу.
Во дворе склада стояло несколько машин, толпились люди.
Немцы зашли в весовую. Сергей сел в тень у стены.
Рядом с ним сидел старик в черном халате и влажном фартуке. Голова его была совершенно голая и вся в трещинах, как у черепахи.
Выглянул толстый кладовщик, крикнул ему что-то.
Старик встал — высокий, костлявый — прошел в загон, отгороженный сеткой. Снял с гвоздя стальную петлю.
В загоне суетились плотной массой куры.
Старик, щелкнув проволокой, легко поймал курицу, оторвал ей голову и швырнул из загона.
Курица вскочила и понеслась по двору. Молодой парень кинулся за ней.
Старик наловил с десяток, вышел из загона, повесил петлю, снова сел рядом с Сергеем.
Парень собирал в связку еще бегавших кур.
Из весовой четверо здоровых уйгуров вынесли говяжью тушу, понесли к машине, оставляя кровавую дорожку. Парное мясо трепетало, перекатывалось.
— Тяжело резать? — Сергей кивнул на тушу.
— Каждый утро коров — три, баран — пять. Рано-рано режу. Никто не видел. Двадцать один год режу. Коров — три, баран — пять. — Он пошевелил узловатыми пальцами, помолчал. — Бог видел. Скоро умирать. Грехов много, бог не простит! — Он вдруг засмеялся, обнажая крепкие белые зубы.
Из весовой вышли немцы. Он несли маленький сверточек с мясом и мороженого петуха.
Снова степь. Машина чуть притормозила. Впереди, подняв столб пыли, через дорогу переваливал танк.
На его стволе, верхом, голый по пояс, в рыжем берете сидел улыбающийся парень.
За первым танком пошел второй. На башне и на броне гроздьями висело человек тридцать солдат.
Степь пошла уклоном вверх. Где-то там, впереди, тополями и дымкой обозначился городок. Еще дальше размытыми сиреневыми силуэтами встали горы.
КамАЗ обгонял бесконечную колонну разбитых военных машин. Водители ставили их у обочин и бежали на поле рвать какую-то зелень. Навстречу им, размахивая палками, бежали сторожа.
В городке было людно. Парень и Сергей, оба стояли в кузове, глядели по сторонам. У базара вдоль обочины шли молодые узбечки в ярких платьях и шароварах.
Немец махнул рукой.
Они гортанно закричали, тонко, почти до визга, засмеялись. Одна тоже махнула рукой.
Справа и слева скалистыми голыми склонами поднимались горы, дорога шла вдоль глубокого каньона с отвесными глиняньми скатами. В каньоне гудела камнями и пенилась река кофейно-молочного цвета.
За длинным, висевшим на тросах мостом, КамАЗ свернул в боковое ущелье.
Дорога петляла под скалами и деревьями так, что Сергею и брату Марты приходилось приседать.
Брат Марты смеялся. У него это превратилось в игру: присесть перед суком или камнем в последний момент, за секунду до того, как он должен был бы расшибить себе голову.
Сергей посмотрел на него, веселого, молодого, и тоже стал играть.
Асфальтовая дорога ушла направо, на красивый маленький мост, через голубой каменистый поток. За мостом стоял шлагбаум, какие-то люди.
Один из немцев подошел к ним, спросил что-то.
— Обычно мы мед дальше берем, — сказал брат Марты.
