— Праздничное и будет! — ответила жена.
Старик тотчас поднял глаза.
— Это откуда же?!
Тетя Жужика лишь посмеялась, и выглядывали из этого смешка горсть муки, малость картошки, а может, даже сельдерей и морковка. И еще слышалось в нем кудахтанье курицы, сидевшей в клетке где-то в подвале.
— Правда, она слепая, — сказала тетя Жужи.
— Слепая? — удивленно спросил старик.
— А какой ей еще быть! — возмутилась жена. — Любая курица слепнет, если побудет в темном подвале!
Дядя Мартон посмотрел на меня.
— Вот ведь, век живи — век учись, — улыбаясь, сказал он. Потом встал со стула, потянулся и, словно оглашая высочайшее соизволение, сказал жене: — Приготовь!
Тетя Жужи ушла исполнять приказание, а старик сразу повеселел, будто до сих пор ему для полного счастья только слепой курицы и не хватало. Меня он называл дорогим братишкой, а огромный осколок бомбы, который мы общими усилиями наконец отодвинули с дороги, обозвал петушиным алтарем. Потом он убрал двор, мы вместе мастерили забор и ремонтировали дом. Мы бы и дверь непременно сделали, но тетя Жужика объявила, что праздничный обед готов.
— Так быстро? — удивился старик.
— Быстро? Да ведь уже темнеет!
И вправду уже смеркалось. Но ведь на скакуне радости время летит быстро, радость великая сила. С этой великой силой на лицах мы и пошли к столу.
Ели мы с большим наслаждением, можно сказать, с благоговением.
— Вот только вина у нас нет, — сказал вдруг дядя Мартон.
— Чего нет, того нет, — откликнулась хозяйка.
Но старик то и дело наливал в стакан воды и пил так, словно это было вино. У него даже настроение поднималось с каждым стаканом, глаза его вспыхнули, заблестели.
Он запел.
— Глядите, да он опьянел! — рассмеялась тетя Жужи.
— А вот и опьянел! — молодецки подтвердил старик.
— С чего бы это?
— А с того, что живые мы!
И мы стали серьезными, как деревья, на которых уже набухали новые почки.
