Правосудие первобытное и современное. Разрешение споров в анархистских и государственных обществах - страница 46
Разница между культурами вины (такими как наша) и культурами стыда (такими как традиционная Япония, гомеровская Греция, другие средиземноморские общества и мусульманские общества) обсуждалась различными учёными, и Брейтуэйт немного знаком с литературой,431 хотя ему трудно её понять. Очень вероятно, что это различие также теряется для большинства других австралийцев, американцев и жителей Запада. Избавляясь от нашей аристократии, мы также избавлялись от её ценностей, вместо того чтобы распространять их. Ницше сожалел об этом. Я тоже так думаю. Рауль Ванейгем в замечательной фразе призвал к «хозяевам без рабов»,432 но массы – это скопление рабов, либо с хозяевами, либо – более или менее – без хозяев. Их рабство добровольно.433 Там, где нет хозяина, люди порабощают самих себя. У них, как упрекнул их Макс Штирнер, в голове не все винтики в порядке.434
Культура стыда не совсем исчезла в западных обществах. Но там чувство чести является либо не очень распространённой личной ценностью, либо ценностью внутри того, что Брейтуэйт называет криминальными субкультурами (которые он не одобряет).435 Это не ценность для профессоров колледжей. Это не ценность для леваков. Это не ценность для феминисток. Это не ценность для большинства радикалов. Это не ценность даже для анархистов, которые считают себя авангардом. На самом деле, среди анархистов я обнаружил меньше чувства чести и меньше солидарности, чем среди любых людей, с которыми я когда-либо общался. На игровых площадках начальной школы больше чести. И на улицах гетто. Представление о том, что ущерб (рана) одного – это ущерб (рана) для всех, вызывает только смех среди анархистской публики в районе Залива. Это то, что нужно поместить в шапке газеты Индустриальных рабочих мира, а не применять на практике.
Главная проблема реинтегрирующего пристыжения заключается в том, что – с точки зрения социальной психологии – это совершенно неверно в качестве теории политики борьбы с преступностью. Пристыжение не является основным решением проблемы насильственной уличной преступности. Пристыжение – главная причина насильственной уличной преступности.
По крайней мере, это главная причина насильственных преступлений, которые внушают столько страха. Джеймс Гиллиган, психиатр, много лет проработавший с самыми жестокими преступниками в тюрьмах Массачусетса, написал об этом. Насильники – это люди (в основном мужчины), которые были пристыжены: «основной психологический мотив или причина насильственного поведения состоит в том, чтобы отогнать или устранить чувство стыда или унижения – чувство болезненное, которое может быть невыносимым и подавляющим – и заменить его своей противоположностью, чувством гордости».436 Один вывод, который согласуется с анархистской криминологией, состоит в том, что «наказание является самым сильным стимулом к насильственному поведению, которое мы обнаружили… Наказание не предотвращает преступление, оно его вызывает».437 Кропоткин и Беркман согласились бы. Там, где уважение не возникает спонтанно, прямой и верный способ завоевать уважение – это внушить страх.438 Именно так полиция, которую все презирают, принуждает к уважению.
Кто прав, Брейтуэйт или Гиллиган? Конечно, гораздо больше Гиллиган, чем Брейтуэйт. Что ещё важнее, почему государство должно институционализировать то или иное мнение? Эти попытки основывать политику на политической науке, как в случае с РСЦ, обычно терпят фиаско. Потому что эти теории не имеют отношения к делу, если только они не являются – а они обе, очевидно, являются – политическими предписаниями. Брейтуэйт и компания написали книги советов для правителей, такие как книги Средневековья и эпохи Возрождения, которые часто назывались «Зеркало для государей». Эразм написал одну такую, под другим названием. «Государь» Макиавелли – ещё один пример, также под другим названием, хотя и не типичный пример. Государство обычно игнорирует советы криминологов, даже в тех редких случаях, когда это хорошие советы. Пусть так будет и дальше.
