Я подошла к столу и села на стул прямо перед Громовым. Выражение его лица по-прежнему было очень довольным.
– Максим Петрович, я только что узнала о том, что вы сказали генеральному про меня, про то, что вы уйдете вместе со мной. И… я хотела сказать вам… большое спасибо. Если бы не ваше вмешательство, Крутова бы от меня в жизни не отвязалась. Да и Королев был бы вынужден исполнить эту ее заветную мечту и рано или поздно уволил бы меня.
– Да, я знаю, – кивнул Громов. – И еще я поражен, насколько быстро вы обо всем узнали…
– Слухами земля полнится, – я усмехнулась. – Я только не могу понять одну вещь…
– Какую?
– Зачем вы это сделали?
Я посмотрела Максиму Петровичу прямо в глаза. Он не отвел взгляд и, улыбнувшись, ответил:
– Потому что вы мне нравитесь. И как человек, и как мой помощник. Мне бы не хотелось искать вам замену. Я всегда очень дорожу каждым членом коллектива, особенно если речь идет о таком прекрасном и компетентном работнике, как вы. А вы прекрасны во всех отношениях.
Господи, как же давно мне не было так приятно от чьих-то слов! Я чувствовала себя так, как бывает, когда после холодного зимнего дня выпиваешь чашку горячего чая с медом…
Громов смотрел на меня, по-прежнему улыбаясь. А я… я даже не знала, что нужно сказать! Какими словами выразить мое состояние, мою благодарность?..
Но он, кажется, и не ждал никаких слов, потому что просто взял мою руку, пожал ее и сказал:
– Идите домой, Наталья Владимировна, в который раз вам говорю. Идите и отдыхайте!
Я кивнула, поднялась, подошла к двери… и только у порога нашла наконец нужные слова.
– Максим Петрович, – сказала я, обернувшись, – еще раз спасибо. Для меня это очень ценно. Никто и никогда не делал ради меня ничего подобного, кроме Ломова, но он знал меня много лет, а не неделю. Я ваша должница.
Громов махнул рукой, рассмеявшись.
– Идите, Наталья Владимировна! Идите, пока я не передумал и не загрузил вас очередной бумажной волокитой. Приятного вам вечера!
– Спасибо. Вам тоже.
В тот вечер я впервые чувствовала себя неплохо. Я пыталась проанализировать свои ощущения и понять, что же изменилось.
Мне было тепло. Точнее, теплее, чем обычно. Теплее от этих его слов, особенно от «вы прекрасны во всех отношениях». Эти слова были просты и немного двусмысленны. Раньше я не обратила бы на это внимания или рассердилась… А теперь мне было приятно от этой двусмысленности.
И впервые за последние три года я уснула с улыбкой на лице.
На следующий день я узнала, что все обсуждают вчерашнее совещание. Не знаю уж, откуда, но всем отделам были известны подробности этого случая. Только об одном было неизвестно – о том, какой ультиматум Максим Петрович выдвинул Королеву с Крутовой. Света с Катей держали язык за зубами. И я была им благодарна – иначе меня бы в очередной раз сделали любовницей… только теперь уже Громова.
Редакции гудели, а уж производственники вообще были в бешенстве. Светлана Сергеевна решила ставить на просчеты печать самолично, а саму печать положила в сейф, куда код доступа знала только она.
– Чтобы больше ни у кого не было соблазнов подделывать документы нашего отдела, – сообщила она мне это известие.
– Не волнуйтесь, Светлана Сергеевна, – я засмеялась. – Вряд ли кто-то еще додумается до такой глупости… Весь план был идиотским. Марине Ивановне достаточно было подкупить Милу, чтобы обман никогда не обнаружился – если бы Мила сказала, что принесла мне оригиналы, я уж не знаю, что бы от меня осталось… Королев бы в воспитательных целях мне голову снес. Но Крутова даже не предложила Миле денег.
– Она бы не взяла, – ответила Светлана Сергеевна, качая головой.
– Но попробовать-то можно было, верно?
План по устранению меня действительно был тупым до безобразия. Но благодаря этому я осталась на своем месте, а вот на Марину Ивановну стали посматривать с еще большим презрением, чем до этого случая.
И несмотря на слова Громова о том, что она больше не будет меня трогать, я в этом очень сильно сомневалась.
И, как оказалось, не зря.
В среду пришло первое письмо от Антона. На этот раз судьба забросила его в Канаду, и за чтением описаний местного колорита я провела целый вечер.
