После еды девушка решила ознакомиться с учебником каллиграфии — вдруг тоже что-нибудь интересное найдёт. Так и вышло — в качестве образцов шли гравюры указов её предков. Договора о сотрудничестве, указы по торговле, ещё много чего интересного, причём судя по дате выпуска — большинство из них действовало и в настоящий момент. Соглашения с эльфами, орками, драконами, между дроу и эльфами, драконами и оборотнями, и так далее. Роза, ещё раз помянув добрым словом библиотекаря, разложила на всякий случай бумагу и поставила чернильницу, и углубилась в изучение гравюр. Время от времени, для видимости, она выводила на бумаге что-то по упражнениям, где-то стараясь, где-то не очень, а сама внимательно читала указы и соглашения, потихоньку разбираясь в хитросплетениях местной политики и экономики. Конечно, далеко не всё было понятно, но на отдельный листочек Роза выносила вопросы — задаст потом Максу при случае.
Вечер прошёл для наследницы в высшей степени плодотворно, и спать она отправилась, довольная во всех смыслах. Единственное, что её немного беспокоило, так это подозрительное спокойствие дона Эстерази. Он явно задумал очередную интригу, но какую, и на что она будет направлена? Наверняка завтра на приёме что-то будет, однако у Розы оставался козырной туз — договор с тёмными. И чутьё ей подсказывало, Макс приготовит отменный сюрприз дону Эстерази. Уснула девушка с улыбкой на губах и предвкушением очередного интересного дня.
Дон Эстерази сидел в глубоком, удобном кресле с бокалом вина, в домашнем халате, и на первый взгляд могло показаться, что канцлер отдыхает от трудов, расслаблен и спокоен. Но если бы рядом вдруг оказался кто-то, умеющий читать ауры, или хорошо знающий этого человека, ему открылась бы совсем другая картина. Во взгляде Эстерази сквозило напряжение, подрагивавшие губы говорили о внутреннем беспокойстве, а в ауре отчётливо виднелся страх. Канцлер смотрел в большое, в человеческий рост, зеркало в золочёной раме, в котором отражалась гостиная его покоев и сам Эстерази. Об этом зеркале ходили всякие слухи — конечно, благодаря слугам, которые убирались в его покоях, — что, мол, у дона канцлера нездоровая тяга любоваться на себя, поэтому и стоит у него такое зеркало, но самому хозяину было совершенно наплевать на сплетни. Избавляться от зеркала он не собирался в любом случае, и пусть уж лучше ехидничают за его спиной на тему излишней любви к себе, чем догадаются, для каких целей оно служит на самом деле.
Поверхность зеркала начала мутнеть, в ней постепенно исчезали детали интерьера, и дон Эстерази, заметив это, вздрогнул, его рука с бокалом дёрнулась — на ковёр упали несколько бордовых капель, вызвав у мужчины неприятные ассоциации. Он откашлялся, нахмурился и выпрямился, справившись с ненужными сейчас эмоциями. Отражение окончательно утонуло в графитово-сером тумане, клубившемся на месте поверхности, и в нём теперь проступили глаза. Зрачки горели холодным синим огнём, и Эстерази показалось, они смотрели прямо ему в душу, освещая самые тёмные закоулки в ней, вытаскивая самые потаённые мысли.
— Когда? — раздался глухой, тяжёлый голос, его звук упал, словно камень.
Канцлер побледнел, сжал ножку бокала так, что она тихо хрустнула, угрожая переломиться, и ответил, чуть запнувшись:
— Ч-через четыре недели.
— Хорошо, — отозвался невидимый собеседник, глаза в зеркале прищурились и в равнодушном голубом свете закружились чёрные точки. — Ты знаешь, что будет, если попытаешься меня обмануть.
Туман в зеркале начал светлеть, и вскоре там снова отражалась комната и дон Эстерази. Дрожащей рукой стерев холодный пот со лба, он залпом выпил вино, даже не почувствовав его вкуса. В этот раз пронесло, наказывать его не стали, хотя и могли, что всё пошло немного не так. Единственный, кого дон Эстерази боялся до дрожи, это Хозяин — обладатель нечеловеческого взгляда из зеркала. Возможно, канцлер и рад был бы освободиться от его власти, но это не в его силах. Зато через четыре недели он наконец исполнит поручение и будет почти свободен, богат, получит власть и ещё и молодость вернут. Господи ведь слово держит, как его убеждали.
