Немцы!
Берегитесь!
Не покупайте у евреев!
Вавилон
Грета Гарбо
Когда на фасаде Музея появилась непристойная антисемитская надпись, они просто обсудили, чем лучше ее смыть. Даже увольнение герра директора Киршенбаума после клеветнической статьи в газете вызвало минимум разговоров. Это случилось сумрачным февральским днем тридцать четвертого года. Ему дали пятнадцать минут на сборы, все робко пожали ему руку (кроме фрау Шенкель, которая всегда считала директора "типичным евреем"). "Не покупайте у Греты Гарбо", — улыбнулся он. И ушел. Все понуро продолжили работу. Вернер, конечно, тогда еще не работал в Музее.
Герр Штрейхер сглаживал углы, дисциплинированно являлся на все партийные банкеты, на которые его приглашали как и. о. директора местного Музея, и старался быть на дружеской ноге со всеми, кто имел в городе хоть какой-то вес. Он был кавалером Железного креста, который надевал по любому поводу. Но основная причина того, что модернистскую коллекцию "Кайзера Вильгельма" не особенно критиковали, заключалась в том, что в тридцатые годы Музей перестал быть культурным центром Лоэнфельде. Вот в 1904 году, когда он был новеньким брильянтом в ее сокровищнице… Теперь же он был осколком прошедшей эпохи, и даже имя его отдавало пылью веков. Здание, построенное в стиле вычурной эклектики, теперь, в век строгого классицизма и героической помпезности, казалось нелепым и даже пошлым. Местный житель покажет вам ратушу (точнее, забавные часы на ее башне), сверкающую новенькую фабрику термометров, розовую, много повидавшую на своем веку гостиницу, построенную в 1632 году и недавно отреставрированную, городской парк с огромными дубами и живописными прудами с большей гордостью, чем Музей с его коллекциями пыльных книг, картин и окаменелостей. Сосредоточенные в центре старинные особняки семнадцатого и восемнадцатого веков с их прелестными резными балкончиками вишневого дерева были куда привлекательней эксцентричной постройки, расположенной к тому же чуть дальше, чем предполагала пешая прогулка, на неестественно тихой аллее, где бюргерские особняки и сады прятались за рядом декоративных деревьев как раскормленные члены какого-нибудь снобистского клуба.
Вот почему после «отставки» герра Киршенбаума в тридцать четвертом на Музей и на то, что в нем хранится, никто не обращал внимания, что, хотя и было несомненно во благо, раздражало герра Штрейхера и огорчало его заместителя. Они разрывались, им одновременно хотелось и привлечь к Музею внимание специальными выставками, плакатами, рекламой, и залечь на дно, лишь открывая и закрывая двери в положенные часы. В итоге выбрали последнее; в местной прессе даже не было сообщения о приобретении Кандинского. В сложные времена лучше не высовываться.
В итоге любое действие стало казаться им почти что преступлением, а частые визиты члена СС не могли не встревожить. Герр Хоффер прекрасно это понимал. Выслушав его доклад, герр и. о. директора оживился — восторг штурмфюрера СС Бенделя по поводу Ван Гога полностью подтверждал его подозрения. Герр Хоффер не стал упоминать про вероятность того, что фотографии картин покажут фюреру, так как это была очевидная шутка.
— Уникален, — повторил герр Штрейхер. — Нехорошее слово. Что-то мне не очень нравится эта история.
— Полагаю, беспокоиться не о чем. Как и многие другие амбициозные юноши, он метит в министры культуры, но…
— Нам очень даже есть о чем беспокоиться, — воскликнул герр Штрейхер и сунул прямо под нос герру Хофферу номер «Таймс». Номер был вчерашний. Из-за внезапных резких движений табачный дым, столбом стоявший в непроветренном кабинете, заклубился.
— Боюсь, я плохо читаю по-английски, — как всегда сказал герр Хоффер и, как всегда, добавил, что учился в Оксфорде. Герр Штрейхер размахивал перед его носом «Таймс» с той же регулярностью, с какой называл герра министра Геббельса Черным Карликом, а маршала Геринга куратором телевидения.
— Kronprinzen Palast закрыли. По приказу Руста, — и он со стоном показал на статейку, обведенную красным карандашом.
— Понятно. Из-за Барлаха?
— Из-за того, что они сумасшедшие, вот отчего! Если бы они торговали в бакалее, то от их сумасшествия страдали бы мешки сушеных груш, и все было бы в порядке, но в правительственных креслах — это катастрофа!
