Все молча покивали. Не хотелось отвлекаться от сигаретного блаженства на разговоры. Герр Хоффер курил редко — Сабина не одобряла, — но сейчас он смаковал каждый глоток дыма, затягиваясь глубже, чем когда бы то ни было. Так лучше думалось.
Ну конечно, Вернер не презирал его. Чушь какая! Лучше думать о голой Сабине.
Внезапный укол — ревность, — и он закашлялся.
Бендель.
Бендель если и курил, то турецкие цветочные сигареты. Он совершенно искренне, вслед за фюрером, полагал, что курить вредно!
Бенделю очень шла черная форма. По словам Сабины.
— Может быть. Но обертка — это еще не все.
— Она привлекает внимание к содержимому.
Ах, как захотелось плакать. Он крепко зажмурился и даже чуть слышно застонал. Не думать про Бенделя. И про Дрезден. Про секс. Про свиные отбивные. Про Комитет конфискации. Он собирает цветы с мамой на лугу, воздух пахнет лесом. Вот так. И к черту Бенделя. Он, герр Хоффер, остается на небесах. Он собирает полевые цветы в полях Бад-Виндульгена, солнце улыбается окрестным лугам, холмы топорщатся соснами, бабочки порхают, мама смеется, она в ярком платье…
Не поддаться обаянию Бенделя было невозможно.
В штурмфюрере СС Клаусе Бенделе не обманулся один только герр и. о. директора Штрейхер, давно привыкший держать ушки на макушке.
Правда, надо учитывать, что нервы герра Штрейхера расшатались еще до появления Бенделя. Когда это было — в тридцать пятом? Гайки уже закручивались. Отставки (если не что похуже) уже сделались в мире искусства обычным делом. Герр Штрейхер отставки боялся зря, но его нервы были натянуты, как скрипичные струны.
— Классическая тактика Бисмарка, — шутил он, — держать всю Европу в напряжении, намекая на возможную войну. Они добьются, что я сойду с ума.
— Вы хотите сказать — тактика фюрера?
— Да нет, фюрер просто перенял эстафету.
Наверное, для герра Штрейхера было бы лучше, если бы его уволили, как и его предшественника. Правда, герр директор Киршенбаум был евреем, который использовал свои связи с другими богатыми евреями, искусственно поднимая ажиотаж вокруг картин отдельных посредственных художников, дабы их собственные коллекции больше стоили. По крайней мере так писала местная газета (а потом статью перепечатали в популярной "Дойче культурвашт"). Для отставки хватило. Не верьте ни единому слову!
Кураторы, ученые — все падали, как кегли: Юсти, Шардт… но герр и. о. директора Штрейхер устоял, несмотря на то что не скрываясь поддерживал "пейсатых жуликов" и "безумных сенсуалистов".
— Может, дело в том, — сказал герр Штрейхер в один зимний день, растапливая камин в кабинете нацистской газетой "Фёлькишер беобахтер", — что меня так и не назначили на место Киршенбаума. Я как бы не в счет. Я невидимка.
Герр Хоффер считал, что дело было не в этом.
Он растягивал сигарету и вспоминал свою первую встречу с Бенделем. Герр Штрейхер всячески поощрял это знакомство. Год, кажется, был тридцать шестой, незадолго до чистки модернистской коллекции. Шел снег. Герр Штрейхер вызвал герра Хоффера и понизил голос, ибо все знали, что у фрау Шенкель, сидевшей в соседнем кабинете, отменный слух и муж железнодорожный машинист, ничего особенного из себя не представлявший, однако состоявший в Партии с незапамятных времен. Вступил, еще когда учился железнодорожному делу в Зонтхофене, а потом организовал «саксонские» лесные лагеря для мальчиков, где они мололи кукурузную муку, метали копья и строили хижины из веток и листьев папоротника.
Герр и. о. директора попросил герра Хоффера познакомиться со штурмфюрером.
— Его зовут Клаус Бендель. Лейтенант из канцелярских. За последний месяц двадцать раз расписался в книге гостей, — шептал герр Штрейхер.
— Двадцать раз. Подумать только. Я и не предполагал, что он заходит так часто.
— Вы с ним разговаривали?
— Нет. Ограничивался приветствиями.
— Разумно. Поговорите с ним. Для эсэсовца у него странные вкусы. Слишком часто стоит перед Ван Гогом.
— Неудивительно. Это наше главное сокровище.
Герр Штрейхер нахмурился. Он считал сокровищем «Обнаженную» Пуссена.
— Хорошо, сокровище коллекции девятнадцатого века, — поправился герр Хоффер. — Так же как Кандинский — сокровище коллекции века двадцатого.
