Я вхожу в библиотеку, тихую, наполненную дымом и торжественную — с позолотой, кожей и темными, словно светящимися изнутри стенами. Пэры спят в креслах, прикрыв газетами лица, или сидят за столами, склонившись над бумагами. За окнами серые и мокрые сумерки; река черная и блестящая, а больница Св. Фомы тонет в тумане. Колесо тысячелетия, которое мы должны называть «Лондонским глазом», все еще лежит на боку над водой и ждет, когда его поднимут на невероятную высоту. Боюсь, если я сяду здесь, между рекой и книгами, то последую примеру Лахлана, и мои глаза наполнятся слезами. До сих пор, до этой секунды, я не осознавал, до какой степени мне не все равно.
Как оказалось, прогулка была неудачной идеей. Я бреду по коридору в комнату Солсбери — без определенной цели. Никто не пользуется телефонами на овальном столе, и я сажусь, снимаю трубку и прошу соединить с международной справочной. Скорее, чтобы отвлечься, прервать свое сентиментальное путешествие, чем по необходимости, я спрашиваю номер Пенсильванского университета. На восточном побережье Соединенных Штатов теперь четверть третьего дня, вполне подходящее время для звонка. Мне отвечает женский голос, и я прошу сообщить номер факса. Женщина спрашивает, какой факультет, но я, естественно, не знаю. Генетики? Биохимии?
— Джон Корри, — говорю я. — Доктор Корри.
— Профессор Корри, — поправляют меня, и я записываю номер факса, решительно отвергнув адрес электронной почты, с которым не знаю, что делать.
Забыв о сентиментальности, я сижу в одном из ужасно неудобных кресел комнаты Солсбери, блестящем, как зеркало, и скользком, словно его намазали маслом, и пишу на фирменном бланке Палаты лордов:
Уважаемый профессор Корри!
Я убежден, что вы мой троюродный брат, сын двоюродной сестры моего отца, Ванессы Киркфорд Корри. О вас я узнал от моего друга лорда Гамильтона, с которым вы недавно познакомились в Вермонте.
В настоящее время я изучаю биографию нашего общего прадеда, Генри Александра, 1-го лорда Нантера. Как я понимаю, вы работаете над проектом, связанным с генной терапией, и вам должно быть интересно больше узнать об одном обстоятельстве. По всей видимости, вы единственный из потомков Генри Нантера, кто в определенной степени пошел по его стопам. Возможно, вы знаете, что он был известным в свое время специалистом по болезням крови и лейб-медиком, специализировавшимся на уходе за больными гемофилией в королевской семье.
Я буду благодарен, если вы подтвердите, что действительно приходитесь мне троюродным братом, а также сообщите некоторые подробности о себе, своей семье и своей работе.
С наилучшими пожеланиями,
Мартин Нантер
Внизу страницы я пишу номер факса издательства Джуд. Мне немного стыдно признаться, что я не знаю, где здесь находятся факсимильные аппараты. Один из швейцаров просвещает меня, и факс отправляется — без задержек и повторных попыток. С учетом того, что эта информация нужна мне для последней главы биографии, которую я еще не начал писать, и что ее наличие или отсутствие не окажет существенного влияния на конечный результат, моя спешка выглядит неуместно. Может, я ожидаю чего-то неожиданного, удивительного? На это нет никаких причин. А может, я рад найти нового родственника… Странно, если так. Нельзя сказать, что последний из обнаруженных, Дэвид Крофт-Джонс, озарил мою жизнь. Тогда в чем же дело?
Я спускаюсь по лестнице и беру пальто, размышляя, что табличке с моим именем осталось висеть не вешалке всего десять рабочих дней. Что еще в этой Палате связано со мной и сохранит память о Нантерах? Несколько речей в сборнике официальных протоколов, которые никто не прочтет. На улице уже совсем темно; тротуары мокрые и блестящие. Швейцар за конторкой говорит: «Доброй ночи, милорд». Я собираюсь взять такси — спуститься в метро у меня нет сил. Полицейский у края тротуара щелкает переключателем, и на воротах начинает мигать оранжевая лампа — сигнал таксистам, что тут их ждет заработок. Ричард Львиное Сердце сидит на своей каменной лошади и смотрит на Башню Виктории — или на Святой город Иерусалим. Гостям, которые впервые приходят в парламент, я всегда советую искать вход рядом с конной статуей Ричарда I. Больше не буду. Все кончено.
