— Что? — вскинулась Одри. — Его мозг не пострадает?
— Боюсь, пока рано говорить об изменениях в деятельности мозга. Когда мы убедимся, что все жизненно важные органы функционируют нормально, мы сможем…
— Какие такие «изменения»?
— Повреждения. Итак…
— Но вы же способны прогнозировать…
— Миссис Литвинов, мы продвигаемся шаг за шагом. Наберитесь терпения.
— Вы даете ему антикоагулянты? — встрял Дэниел с блокнотом и ручкой наготове, и они с врачом пустились в пространную беседу о лекарствах и анализах.
Одри отвернулась, ее взгляд упал на монтера: стоя на стремянке в конце коридора, он снимал потолочную панель. Под панелью обнаружилось переплетение трубок и проволоки — монтер словно вскрыл мультяшного бионикла. «А у меня не нашлось для него бьяли, — думала Одри. — Он всего-то хотел паршивенькую бьяли, а я отправила его на работу с одним яйцом в желудке».
— Очень скоро его переведут в палату, — говорила врач. — Уверена, вы постараетесь поддерживать спокойную, позитивную атмосферу вокруг нашего пациента.
— Теперь вам двоим лучше уйти, — обратилась Одри к Дэниелу и Кейт.
— Но я хотел бы увидеть Джоела! — воскликнул Дэниел.
— Очень мило с вашей стороны, — ответила Одри, — но в данный момент рядом с ним должны быть только самые близкие родственники, правда, доктор?
Китаянка пожала плечами:
— Ну, строго говоря…
— Видите? Давайте не будем волновать Джоела, парад визитеров ему сейчас ни к чему.
Дэниел собирался возразить, но, передумав, коротко кивнул и спрятал блокнот в карман:
— Понял. Я приду завтра.
— Посмотрим, как он себя будет чувствовать, — сладко улыбнулась Одри.
Дэниел подошел к ней так близко, что Одри стало не по себе.
— Хорошо, — прошептал он, погладив ее по плечу. — Как скажете.
Глава 3
«Бакены в нью-йоркской гавани вертелись и скакали, будто водевильные актеры…»
Бакены в нью-йоркской гавани вертелись и скакали, будто водевильные актеры, а тем временем паром из Стейт-Айленда, рассекая волны, приближался к Манхэттену. На верхней палубе десяток девочек в футболках с надписью «Девичья сила: Центр Восточного Гарлема» резвились вовсю, празднуя освобождение из Детского музея, куда их возили на экскурсию.
— Рени не умеет плавать! И сейчас я сброшу ее в воду!
— Да? А я потащу тебя за собой.
— Что у тебя с волосами, Рен? Ты похожа на бомжиху.
— Шанель плюет в птицу! Шанель, кончай!
Одна из девочек обернулась к высокой белой женщине, сидевшей на скамье позади нее:
— Роза! Разве нам можно плеваться?
Роза Литвинов рылась в сумке в поисках мобильника.
— Нет, — отрывисто сказала она, перестала искать мобильник и оглядела палубу. Одна из ее подопечных стояла у поручней отдельно от остальной группы, разучивая танцевальные движения.
— Давай, давай, — напевала она детским голоском, перевирая мелодию и энергично дергая попой вперед-назад в подражание гавайским танцорам.
— Кьянти! — окликнула ее Роза.
Девочка не ответила.
Кьянти была Розиной головной болью. За последние месяцы она из очаровательного большеглазого ребенка превратилась в огрызающегося подростка. Косички и гольфы исчезли. Теперь Кьянти трясла пробившейся грудью, и от нее пахло сигаретами. Она больше не хотела делать магниты на холодильник и ершики для чистки труб; она хотела хвалиться грязным ядовито-зеленым бюстгальтером, отплясывать непристойные танцы и слоняться вокруг Центра в предосудительной компании мальчиков постарше. Другие девочки, маскируя зависть благонравным возмущением, говорили, что Кьянти делает парням минет.
Худощавый молодой человек с кожей цвета беж и дредами поднялся на палубу.
— Тебе в здешние туалеты лучше не соваться, — пробормотал он, усаживаясь рядом с Розой.
— Нет, ты только посмотри! — Роза указала на Кьянти, которая, согнув ноги в коленях и уперев руки в бедра, отчаянно крутила выпяченным задом.
— Врубись в этот драйв! — пела девочка. — Ну-ка, наподдай, и — а-а-у, а-а-у — кайф!
— Ого! — сказал Рафаэль. — Да это же Лил Ким.[13]
— Не смешно, — рассердилась Роза. — Она совершенно отбилась от рук… Кьянти! Прекрати немедленно!
Девочка оглянулась. На ветру ее круглое личико блестело, как спелая темная слива.
