Глава 2
«В доме у Центрального парка, в светлой просторной гостиной, где из-за книг…»
В доме у Центрального парка, в светлой просторной гостиной, где из-за книг не было видно стен, сидела Одри, попивая чай со своей подругой Джин Химмельфарб. Сюда Одри заглянула по пути в «Коалицию бездомных», где раз в неделю безвозмездно дежурила. Тем утром бригада строителей приступила к перепланировке кухни Джин, и приятельницы слышали друг друга через слово: в прихожей рушили стену.
— Конечно, — почти орала Одри, потрясая номером «Нью-Йорк пост», — эти фашисты любят выставлять Джоела несовременным и утратившим влияние. Но никаких доказательств его «отсталости» привести не могут, поэтому норовят его маргинализовать.
— М-м. — Подтянув ноги с пола. Джин обхватила колени руками и прижала их к груди. В свои шестьдесят пять эта высокая розовощекая женщина сохраняла повадки непоседливой девчонки, а несуразные головные уборы лишь дополняли облик «озорницы». Сегодня Джин, к неудовольствию Одри, напялила желтую панамку вроде тех, что красуются на головах юных разносчиков газет; панамку для нее связала внучатая племянница. — И все же, когда люди нервничают из-за таких, как Хассани, их можно понять.
Одри подалась вперед:
— Еще раз?
— Я говорю, что в наше время нервозность, связанная с террористами, легко объяснима.
— Ты о нем? — с некоторым раздражением переспросила Одри.
В политических делах на Джин никогда нельзя было положиться. Они познакомились тридцать лет назад на сборе средств для Африканского национального конгресса, и уже в первую встречу Одри была вынуждена отчитать Джин за чистоплюйские высказывания о «безобразном поведении» палестинцев. С тех пор Одри неутомимо трудилась, дабы рассеять хотя бы самые вопиющие заблуждения подруги в области международной политики, но значительных успехов так и не добилась. У Джин было доброе сердце, и чутье никогда ее не подводило, но, предоставленная самой себе, она сразу же становилась на сторону комментаторов из «Нью-Йорк таймс», воспринимая их статьи как Священное Писание.
— Надеюсь, ты понимаешь, — продолжила Одри, — что в этой стране развязана чертова охота на ведьм?
— Ну да, — согласилась Джин, — это я понимаю… Но иногда даже охотникам на ведьм удается поймать настоящую ведьму, верно?
— «Настоящую ведьму»? О господи! Ты что, предлагаешь упечь за решетку всех смуглых американцев? Ведь, собственно, этим наше правительство теперь и занимается.
— Нет конечно, не дай бог. Но… а что, если Хассани, вернувшись из Афганистана, действительно замышлял взрывы во имя Аллаха?
— Бред, — поморщилась Одри. — Нам просто пытаются задурить головы байками о воинах Аллаха. А ведь Аль-Каида — вовсе не религиозная организация, но политическая. На всех углах только и кричат, что об исламском фундаментализме и религиозных фанатиках, хотя совершенно очевидно, что, когда люди примыкают к бен Ладену, вера тут ни при чем.
— Разве? То есть… неужели никто в Аль-Каиде не вдохновляется религией?
Как обычно в дискуссиях с Одри, Джин упрекала себя, что не удосужилась прочесть побольше материалов на обсуждаемую тему. Она была уверена, что Одри не права насчет Аль-Каиды, — или, по крайней мере, не совсем права, — но с самого начала догадывалась: ее робкий протест обречен. Джин полагала правильным и даже благотворным с гражданской точки зрения не забывать о нюансах и о том, что все куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Но, увы, спор подобными аргументами не выигрывают.
— Не-е-ет, — Одри энергично помотала головой, — категорически нет. Гнев, который движет взрывниками-смертниками, — это политический гнев. Абсолютно рациональный и направленный против американской гегемонии.
