Правдивая история про девочку Эмили и ее хвост - страница 53
— Не заставляй меня ждать, — заворчал Нептун.
И тут я поняла, что надо говорить.
— Э-э, мистер…
— По-твоему, я похож на мистера? Или на гражданина? А?
Я стукнула хвостом о пол и нервно оглянулась.
— Ваше величество, — поправилась я. — Я понимаю, что это звучит несколько странно, но хочу сказать, что рада здесь очутиться.
Удивленный ропот пробежал по залу и по рядам зрителей по ту сторону стеклянной стены. Журналисты яростно застрочили в своих блокнотах.
— Она сказала, что рада? — переспросили в одном углу.
— Это что, шутка?! — испугались в другом.
— Именно об этом я и мечтала всю жизнь, — заторопилась я. — Конечно, не о том, чтобы оказаться за решеткой до конца своих дней, а о том, чтобы попасть сюда, к вам. Мне здесь ужасно нравится.
Я покосилась на маму.
— Мне известно, что наполовину я человек, и у меня замечательная мама. Она вырастила меня совсем одна и всё такое. Но папа у меня тоже замечательный. И не только потому, что он тритон, благодаря чему я наполовину русалка. — Тут я храбро посмотрела Нептуну прямо в глаза. — Хотя это чрезвычайно круто.
Нептун нахмурился.
— То есть, хлестко. Я горжусь своим папой, поскольку он верит в настоящую любовь. — Тут я вытащила из кармана папины стихи. — Несмотря на долгие годы, проведенные в тюрьме, его чувства к нам ни чуточки не изменились.
Я бросила взгляд на Нептуна. У него уже начала подергиваться щека, в глазах пробегали гневные огоньки. И всё же он как будто немного расслабился: по крайней мере, перестал сжимать свой трезубец.
— Вы не можете заставить людей разлюбить друг друга только потому, что это запрещено законом.
Толстая русалка, сидящая на крабе, украдкой смахнула слезу. Другая вытащила из кармашка носовой платочек. Кое-кто закивал, из задних рядов послышалось: «Она в чём-то права».
Нептун громогласно вздохнул и выразительно зевнул.
— Мой папа влюбился. Ну и что? А я-то чем виновата, почему должна расти без отца?
Со всех сторон доносились сочувственные вздохи.
— Я просто хотела увидеть своего папу. Неужели это настолько опасно? Если это и вправду такое ужасное преступление, то заприте и меня, и мою маму тоже. Ваше величество, — я показала на тритона в золотом пиджаке. — Этот тритон хочет посадить нас в тюрьму согласно законам, созданным сотни лет назад. Но времена изменились. И не все люди такие уж плохие.
Тут я посмотрела на мистера Бистона. Нептун молчал.
— Даже ваш главный советник наполовину человек, — добавила я.
Мистер Бистон опустил глаза, словно пытаясь скрыться от любопытных взглядов.
— Но это не мешает ему быть вашим верным и преданным слугой. Так неужели это настолько плохо?
Я выдержала паузу, потом снова повернулась к Нептуну, соображая, что бы еще сказать. — Я просто хотела увидеть своего папу, — повторила я.
Несколько мгновений Нептун смотрел мне прямо в глаза. Потом вдруг треснул трезубцем по полу:
— Не смей утверждать, что МОИ законы устарели!
Он вскочил с трона, и все поспешно поднялись со своих мест. Ворота распахнулись — снаружи ожидала колесница.
— Суд удаляется на совещание, — рявкнул Нептун, затем ступил на колесницу и был таков.
Я же без сил опустилась на камень и принялась ожидать своей участи.
Глава шестнадцатая
Несколько минут в зале стояла гробовая тишина. Потом вокруг робко зашептались, словно боялись заговорить вслух. Хотя кто знает: может, здесь это было действительно запрещено…
Я поискала мамины глаза. Но она сидела, закрыв лицо руками. Неужели я ее чем-то обидела?
Мне казалось, что мы сидим в почти полной тишине уже бесконечно долго. Кто-то вставал и уходил, кое-кто достал свертки с завтраком и принялся жевать бутерброды с водорослями.
Наконец ворота вновь распахнулись. Нептун возвращался! Все поспешно вскочили, но он нетерпеливым взмахом трезубца велел, чтобы мы заняли свои места. Потом дождался полной тишины в зале.
— Эмили Виндснэп, — под его пристальным взглядом я торопливо вытянулась в струнку. — Мэри Пенелопа Виндснэп, — прочел он по карточке, и мама тоже поднялась. — Вы обе пошли против МЕНЯ и МОИХ законов!
У меня пересохло в горле.
— Мое королевство живет по этим законам уже тысячу лет. Я их придумал —
